Я показала Яринке наш тайник, показала рогатки, свою и Дэна, и, разумеется, она тут же потребовала себе такую же. Это заняло один вечер, к исходу которого моя подруга обзавелась изящной тонкой рогаткой цвета слоновой кости (Яринка срезала с неё кору) с красивым именем Бланка.
На следующий день после изготовления Бланки мы и обнаружили нашего противника во всех предстоящих играх – почти чёрный от старости корявый пень. Он был кем-то наполовину выкорчеван, и походил на выбирающееся из земли чудовище с множеством устрашающих щупалец-корней. Выглядело это так жутко, что увидев пень впервые, мы замерли, прижавшись друг к другу.
– Ого, какой…
Яринка несмело хихикнула.
– Представляешь, если бы наткнулись на него, когда гуляли ночью?
Я тоже захихикала, но поёжилась. К счастью пень был обнаружен днём, и сразу принял участие во всех наших развлечениях. Ему довелось быть и морским спрутом, и подземным чудищем, и как сегодня – космическим боевым крейсером противника. В перерывами между атаками мы сидели на нём верхом болтая о чём-нибудь, или перекусывая стащенными из столовой печеньями. И скоро пень стал для нас таким же близким и привычным, как поваленная сосна над тайником.
Незаметно закончился сентябрь, с момента моей встречи с Белесым прошло больше месяца, и хоть теперь я дважды в неделю бывала в лесу, но кроме своих друзей не встретила здесь ни одной живой души. Кто знает, может быть, угроза Дэна возымела действие, и Белесый каким-то образом позаботился об этом? Так или иначе, но никто не нарушал нашу идиллию. С середины месяца лес начал менять наряд, зелень постепенно уступала место желтым и красным тонам, земля покрывалась хрустящим ковром из опавшей листвы. Всё чаще под деревьями мы находили грибы – опята, грузди, и конечно маслята, чьи мокрые шапочки пахли так волшебно, что я утыкалась в них лицом, закрывала глаза, и словно возвращалась в родную тайгу. Грибы мы не трогали, приготовить их всё равно не было возможности, а так они радовали нас своим присутствием.
В приюте всё тоже шло замечательно. Я медленно, но верно осваивала музыкальные азы, уже умела играть на фортепиано простенькие мелодии, научилась не стесняться стоя на клиросе перед всей приютской паствой, и получала истинное удовольствие от наших вечерних посиделок в закрытой церкви, которые мы называли спевками. Яринка тоже преуспевала. Её костюм звездочёта заслужил похвалу не только Варвары Петровны, но и самой Агафьи, которая пообещала, что если Яринка будет и дальше столь усердна, ей позволят надеть этот наряд на Рождественский бал. Воодушевлённая подруга тут же взялась шить халатик, из которого тоже грозилась сделать что-то необычное, но что именно, пока не говорила.
И конечно, мы продолжали читать при каждом удобном случае. Читали, а после уроков, в библиотеке искали значение непонятных нам слов, что заметно расширило наш кругозор, и сделало возможным такие игры, как сегодняшняя. Космические термины мы вставляли, куда только могли. "Я чуть не опоздала на урок и летела, как комета!", "Да чтоб Агафью метеором пришибло!", "До экзаменов ещё сто световых лет". Мы прекрасно понимали, что подобные выражения, услышанные кем не надо, могут повлечь за собой неудобные вопросы, но не могли отказать себе в удовольствии хоть как-то почувствовать себя причастными к великолепному миру девочки Алисы.
Про Алису нам осталось прочитать четыре книги. Того момента, когда книги закончатся, мы и боялись, и ждали. Боялись, потому что было невыносимо жалко расставаться с полюбившимися героями, но Дэн обещал принести нам фильмы по этим книгам, только когда мы закончим чтение, поэтому приходилось торопиться.
Мои встречи с Дэном теперь происходили по принципу "вопрос – ответ". Я с ходу вываливала на него всё, что накопилось непонятного за неделю, и про что мы не смогли разузнать в библиотеке. Дэн хватался за голову, но объяснял, как мог. Он, как и обещал, закачал мне на планшет астрономическую энциклопедию, но это только прибавило вопросов. Информационный голод, который не могла утолить ограниченная школьная программа с её скудным списком литературы, требовал всё новых и новых знаний. А то, что знания эти являлись для нас запретными, только подогревало интерес.
Из рогаток мы теперь почти не стреляли, времени едва хватало наговориться, и всё равно каждый раз после очередной встречи, я спохватывалась, что опять забыла что-то спросить. Полтора-два часа в неделю нам явно не хватало для общения, но Дэн не соглашался на большее, а я не смела настаивать, помня о том, что он, в силу возраста, рискует больше нас.
А в середине октября случилось то, что должно было положить конец нашим и без того редким и коротким встречам. А именно – выпал снег.
Почему-то насколько я себя помню, первый снег всегда выпадал ночью, и утром я обнаруживала за окном обновлённый мир. Так вышло и в этот раз. Мы проснулись не от будильника, а от восторженного щебета Настуси: "Снег! Выпал снег!". Я, Яринка и Зина, вылезли из постелей, и подошли к окну, за которым кружились снежинки. Это было красиво, как и ослепительная белизна снаружи, особенно после последних серо-дождливых дней, и мы понимали Зину и Настусю, которые сначала выразили свой восторг счастливыми взвизгами, а потом кинулись одеваться, чтобы встретить начало зимы на крыльце. И если бы наша с Яринкой жизнь текла в прежнем русле, мы бы сейчас составили им компанию, ведь первый снег всегда радостное событие. Первый снег – это снежки, это санки, это снеговики и горки, и конечно же приближающееся Рождество и Новый год. Но сейчас снег для нас означал, что время прогулок и игр в лесу, время встреч и разговоров с Дэном откладывается до весны. До той поры, когда сойдёт снежный покров и по следам на нём уже нельзя будет обнаружить нашу тайну, нашу лазейку, наш кусочек свободы. Поэтому мы и молчали у окна, грустно глядя, как на улицу из корпусов выплёскивается волна воспитанников и взлетают в воздух первые снежки.
– Как же теперь, – Яринка растерянно обхватила себя за плечи, – Как теперь мы к забору…
Раньше мы не говорили об этом, хотя прекрасно понимали, что с началом зимы уже почти родной для нас кусочек леса, станет недоступен. Зачем обсуждать то, что неизбежно? Только настроение портить. Смену времён года не остановишь, снег не заставишь растаять, не оставлять следов не получится. Поэтому я не ответила Яринке. Но она заговорила снова:
– Я думала, что ещё хотя бы две недели. Раньше ноября снег обычно не идёт… Ну что за подлость?
Это действительно была подлость. В Маслятах снег выпадал намного раньше, но это на севере, в сибирской тайге, здесь же такого и впрямь не должно было быть.
– А знаешь, – сказала я, чтобы хоть как-то отвлечь и себя и Яринку от грустных дум, – Мне папа рассказывал, что до войны зима наступала намного позже. А в Москве снег ложился вообще только под Новый год. И тогда зимой было тепло, как сейчас осенью.
Яринка сердито покивала.
– Мне тоже мама говорила. У нас даже фотографии молодой бабушки были, она фотографировалась в Москве как раз на Новый год. А там слякоть, лужи, и снега вообще нет. А теперь… это из-за войны?
