– Пожалуй, на этом всё, – Михаил Юрьевич поднялся, – Что же, будем надеяться на скорую встречу, Дайка. Удачи.
Я не успела ответить, он уже широко шагнул к двери, потянул её на себя, впустив внутрь звуки доносящиеся из коридора школы, и, сразу ушёл, кивнув встрепенувшейся Агафье. Она вроде двинулась за ним, но поняв, что с ней не собираются что-либо обсуждать, недовольно поджала губы.
Я продолжала сидеть за столом. Мне нужно было хотя бы чуть-чуть времени, чтобы заставить свой мир измениться согласно только что полученным новостям. Но Агафья не пожелала дать мне его.
– Дарья, уснула что ли? Выходи.
Пришлось встать. Ноги слегка дрожали.
– Что сказал тебе сударь? – воспитательница нетерпеливо притопывала носком туфли, сверля меня глазами.
– Он сказал, – голос тоже дрожал, – Он сказал, что хочет дать мне последний шанс. Что пока не будет со мной общаться, но станет следить… через сайт. И если я… ну, исправлюсь, то он снова будет моим женихом.
Агафья покачала головой.
– Святой человек. Ты хоть понимаешь, как тебе повезло? Другой на его месте, не только не захотел бы тебя больше видеть, но и вообще разочаровался в женщинах. Из-за тебя!
Я сжала зубы. Повезло мне? Разочаровался бы он в женщинах, ну надо же… Интересно, она сама верит в то, что говорит?
Подняв голову я, впервые со дня порки посмотрела своей воспитательнице прямо в глаза. Глаза были холодные как стекляшки, пустые, непроницаемые.
– Сударыня, – медленно начала я, прекрасно осознавая, что лучше бы промолчать, но не в силах остановиться, – В чём мне повезло? В том, что меня возьмут поиграться, а потом выкинут? Вы же это знаете? Вы не можете не знать, как всё это бывает. Что ни у кого из нас не будет детей, да и муж будет недолго, только пока мы ему не надоедим. А потом мы всё равно окажемся на производстве, в общежитии. Почему вы не хотите, чтобы мы сразу отправились туда? Вам обязательно нужно сначала подложить нас старикам?
Агафья чуть подалась назад, как от порыва ветра, её глаза беспомощно, совсем по-детски распахнулись, губы дрогнули… Но продолжалось это долю секунды, она почти сразу стала прежней, закрылась, закаменела, вернула на лицо привычную для всех маску отрешённости. Но я успела увидеть, какой она может быть, какой она, возможно, была до того, как навсегда отгородилась этой маской от мира. А потом, словно желая загладить свой промах и наказать меня за то, что заставила его совершить, Агафья стремительно шагнула ко мне, подняла руку…
Я не пошевелилась, даже не прикрыла глаза, подумала только, что Михаил Юрьевич был прав, когда говорил о том, что дерзость хороша лишь в разумных пределах.
Но удара не последовало. Вместо этого Агафья схватила меня за плечо, наклонилась и сдавлено прошептала мне в лицо:
– Ты думаешь, я ничего не понимаю? Думаешь, я не знаю, чем заканчиваются браки моих воспитанниц? Думаешь, не знаю, зачем на самом деле вы нужны всем этим мужикам? Прекрасно знаю! Но пока есть шанс, что хоть одна из десяти девочек сумеет сохранить брак, и стать матерью, я буду выдавать вас замуж! Я буду делать всё возможное, чтобы вы сами этого хотели! Лучше попытаться, лучше потерпеть, чем сразу смириться и остаться пустоцветом до конца жизни!
Агафья оттолкнула меня, её грудь вздымалась, на щеках горел нездоровый румянец.
– Иди. И приложи все усилия, чтобы этот мужчина не отказался от тебя. Если выйдешь замуж, даже пусть потом он с тобой разведётся, хоть что-то увидишь, хоть немного поживёшь по-человечески, перед чем у тебя не останется ничего, кроме койко-места в общежитии. Пошла вон!
Почему-то боясь повернуться к Агафье спиной, я пятилась до двери, ударилась плечом о косяк, еле нащупала ручку, и, наконец, выскочила в коридор.
Так вот и закончилось моё свидание с экс женихом, и, как оказалось, мой последний разговор с Агафьей.
Всё это я сейчас и рассказала Яринке, не так складно конечно, путаясь и сбиваясь от избытка чувств, но смысл передать смогла. Примечательно, что подруга ни разу меня не перебила и не задала ни одного вопроса. Она слушала в напряжённой позе, с застывшим взглядом, а когда я, наконец, замолчала, вдруг расхохоталась, запрокинув голову.
– Ты чего? – перепугалась я, запоздало подумав, что может быть, не стоило всё на неё вываливать вот так, без подготовки? А то такие новости, да сразу после общения с ненавистным отцом, пожалуй, совсем добили мою подругу. Но Яринка и не думала "добиваться", она вовсю веселилась.
– Ахахаха! Ой! Я представляю рожу папашки, когда ему скажут, что я сбежала и пропала! Он же ночей спать не будет, станет ждать, что я за ним в белых тапочках приду! Хахаха, не могу!
– Почему в белых тапочках? – спросила я, оторопев от такой реакции.
А Яринка оборвала смех так же резко, как начала, и довольно объяснила.
– Да он суеверный до жути. Когда мама умерла, этот дурак в косяки и пороги булавки втыкал, чтобы она не смогла зайти.
– Но ты же не умерла, а только убежала.
– Так меня не найдут, значит умерла. Знаешь, сколько в полиции отводится времени на поиск живого ребёнка? Трое суток. Потом уже ищут труп.
Я не стала уточнять у Яринки, откуда такие познания, не стала и подкалывать на тему того, что она уже не ребенок, а вполне себе девушка. Предстояло обсудить куда более важные вещи.
– Значит, убегаем?
Подруга удивлённо глянула на меня.
– Спрашиваешь! Моя воля – я бы прямо сейчас стартанула. Сегодня же понедельник? Эх, ещё до пятницы ждать…
– Что берём с собой? Голова… Михаил Юрьевич сказал – только самое необходимое.
Яринка помрачнела.
– Я хочу взять всё, что сшила. Так старалась, не оставлять же.
Я знала, как Яринке дороги её чудные вещицы, и отнеслась к этому со всей серьёзностью.
– Мы же будем складывать вещи в школьные сумки?
– Так других у нас и нет, – хмыкнула она.
– Ну вот, твои костюмы можно распихать по обеим сумкам, в две влезут.
– А твои вещи?
Я задумалась. Что взять? Личных вещей, в смысле своих, а не тех, что выдали в приюте, у меня почти нет. Так что кроме смены белья, колготок, цветастого платьица подаренного мне Яринкой, да ещё пожалуй нотной тетради, брать нечего. Хотя… Я злорадно улыбнулась. Возьму злосчастный планшет. Пусть останется на память, вместе со всеми учебниками, видео-уроками, и годовыми оценками. Буду потом иногда его включать и радоваться тому, что всё это осталось в прошлом. А ещё читать с него книги, уже не таясь, столько, сколько захочу.
Только теперь я поняла, что до сих пор не осознавала по-настоящему грядущие перемены. Обсуждала их с Михаилом Юрьевичем, рассказывала Яринке, но делала это так, словно речь шла о каком-то приключенческом фильме или той же книжке. И почему-то, лишь сейчас, представив свой планшет отдельно от всего остального, от школы, от дортуара, от учителей и воспитателей, я, наконец, поняла – эта часть моей жизни действительно подошла к концу. И хоть была она далеко не лучшей, но в горле неожиданно встал комок, а дыхание перехватило.
