За прошедшую неделю они виделись дважды. Он держался с Рией как всегда, и все же она ощутила в его отношении еле заметный холодок. Он не задержался, чтобы поболтать, и за это она была ему в какой-то степени благодарна. Рия определилась в своем отношении к Толу. Она уверила себя, что он должен был обязательно проявить свои чувства, если бы она по-настоящему привлекала его. Она знала, что нравится Толу, сомневаться в этом не приходилось, но симпатия и любовь – совсем не одно и то же…
Уже поздно вечером, когда дети отправились спать, Рия прибирала на кухне и накрывала на стол к завтраку следующего утра. Неожиданно дверь кухни распахнулась и появился мистер Миллер.
– Извините, я вам не помешал? – спросил он.
– Нет, что вы, что вы. Присаживайтесь, пожалуйста. – Она чувствовала, что ему хочется поговорить.
Хозяин прошел к очагу.
– Мне кажется, мы понимаем друг друга, правда, Рия? – Он задумчиво смотрел на огонь.
– Да, сэр, – немного помедлив, ответила она.
– Вы – умная женщина, хотя и из простой семьи. Вы должны понимать, что жизнь сложна и многообразна. Что представляется одним верным и единственно возможным, для других неверно и неестественно.
– Да, сэр, – снова согласилась она. Некоторое время они молчали.
– Пойдемте со мной наверх, я хочу вам кое-что отдать, – обернувшись к ней, предложил он.
Рия неуверенно последовала за ним. Они поднялись в мансарду. Он открыл дверь шкафа и достал черное бархатное платье. Держа его перед ней на вытянутых руках, заговорил, а она слушала его с раскрытым от удивления ртом.
– Как я вам уже рассказывал, это любимое платье моей матери, и я люблю его, потому что любил ее. Вы некоторым образом, напоминаете мне ее. У вас схожие фигуры и… – Он на минуту умолк. – У вас тоже доброе сердце, и вы в состоянии понять человеческую природу во всем многообразии, со всеми ее достоинствами и недостатками… Возьмите его, оно – ваше.
Хозяин отпустил платье, которое легко скользнуло Рии на руки, и она всем телом ощутила его мягкую тяжесть.
– Идите вниз и наденьте его, – предложил он. – Потом приходите в гостиную: мы отметим это событие.
Рия потрясенно молчала, не находя слов. Хозяин взял лампу и первым начал спускаться, освещая ей путь.
В спальне она опустилась на постель, положив рядом платье, и замерла, изумленно глядя на него. Сердце ее бешено колотилось, как у юной девушки перед любовным свиданием с первым в ее жизни мужчиной. «Что это ты так разволновалась? – корила она себя. – Ты знала, к чему все идет, и потом, ты так же нуждаешься в нем, как и он в тебе».
Взгляд ее скользнул по коридору, туда, где были комнаты детей.
Что подумают они? Нет, им ничего не следует знать! Хотя не в меру проницательная Бидди обязательно что-нибудь заметит. Она чувствовала все очень тонко, улавливая малейшую перемену в настроении других с чувствительностью флюгера. Но и какое это имело значение? В определенной мере их, да и ее, благополучие зависело от того, доволен будет ею мистер Миллер или нет. А если учесть, что доставить ему радость не станет для нее в тягость, совсем нет…
Рия решительно встала, сняла будничную одежду и тщательно протерла лицо и руки, радуясь в душе, что мылась накануне. Платье она надела не сразу, а, держа его перед собой и словно обращаясь к прежней владелице, пообещала: «Я буду так же добра к вашему сыну, как и вы».
Платье оказалось чуть тесным в пройме и талии. Тем не менее женщина сумела застегнуть все бесчисленные крючки, расположенные по обеим сторонам лифа от подмышек до бедер. Рии такая застежка показалась странной, но именно благодаря ей бархат не морщился ни спереди, ни на спине. Она оглядела себя, поворачивая небольшое зеркало на туалетном столике, и была поражена увиденным. Трудно было предположить, что платье способно так преобразить человека.
Затем она занялась волосами: расчесала их, немного распушила над ушами, выпустила челку и, наконец, собрала на затылке в пучок. Закончив с прической, Рия взглянула на руки и огорчилась: кожа покраснела, ногти – неровные. Затем она перевела взгляд на ноги. На ней были комнатные туфли на небольшом каблучке. Однако платье закрывало их почти полностью. Мать мистера Миллера была несколько выше Рии, поэтому подол сзади касался пола, так как по фасону сзади юбка была длиннее.
Рия взяла лампу, у самого порога, стиснув дверную ручку и закрыв глаза, она на минуту задержалась и мысленно произнесла: «Прощай, Тол…»
Когда Рия вошла в гостиную, хозяин сидел в кресле у камина. Он сразу же поднялся, но не двинулся с места. Она шла к нему через комнату, а он наблюдал за ней в немом изумлении, полуоткрыв от удивления рот. Рия поставила лампу на стол. Только тогда мистер Миллер пришел в себя и, галантно предложив руку, проводил в кресло по другую сторону камина. Все так же молча он направился к столику у стены, взял стоявшую на нем бутылку и наполнил два бокала. И только подавая ей бокал, нарушил молчание:
– Это последняя из винного погреба, но еще ни одна из них не была выпита по такому поводу и в честь такой красивой женщины.
Вслед за ним она подняла бокал и пригубила вино. Вкус напоминал виски, но был значительно приятнее.
– Мне кажется, это самая невероятная ночь в моей жизни, Рия, – признался Персиваль, наклоняясь к ней. Он сидел напротив, на самом краю стула. – Вы сидите здесь, как когда-то моя мать, но значите для меня гораздо больше, чем мать. Можно любить по-разному. Вам это известно, Рия.
Она поняла, что ответа от нее не требуется и молчала, а он тем временем продолжал:
– Я в своей жизни любил одну женщину – свою мать. Но думаю, что мне будет нетрудно любить вас. Почему, Рия, мы устроены так сложно, что, обладая способностью любить, боимся ее проявить, а стараемся излить в другой форме, но это редко доставляет нам радость. Мы же не виноваты, что такие, какие есть. Вы понимаете меня, Рия?
Она понимала и одновременно не понимала его, однако чувствовала, что ответа он не ждал. Ему хотелось просто поговорить, потому она снова пригубила вино, а Персиваль продолжал:
– Не могу представить себе, как мог жить все эти долгие годы без вас, без детей. Рядом только Фанни шаркала взад-вперед: болтливая, неряшливая, и тем не менее она в какой-то степени оставалась моим другом, причем единственным. И вот она приходит ко мне и объявляет, что собирается уйти. Значит, пришел конец тому жизненному укладу, к которому я привык. Более того, она сообщила, что на ее место должна прийти женщина с четырьмя детьми. Я возмутился, даже пришел в ужас. Я думал, что боги смеются надо мной и собираются швырнуть назад, в годы молодости. Я тогда мечтал о детях, страстно хотел быть отцом, не желая связывать себя с какой-либо женщиной, которая могла бы мне их родить. Как оказалось, ужасался я напрасно. Теперь моя жизнь чудесным образом преобразилась, вы вернули меня к жизни. Благодаря вашей доброте и пониманию, я ожил и обрел семью. – Мистер Миллер откинулся на спинку кресла и посмотрел на нее долгим взглядом, потом неожиданно встал и подошел к ней. – Благодарю вас, Рия. – Персиваль взял ее руку и поднес к губам. – Вы и ваша семья всегда будете оставаться в центре моего внимания, особенно Дэвид. Вы понимаете? Я отношусь к нему как к сыну. Мне хочется, чтобы он чего-то в жизни добился. – Он улыбнулся. – Я рассуждаю как человек, переживший крушение надежд, но желающий чтобы сын осуществил его честолюбивые замыслы… А теперь идите к себе, Рия, идите и ложитесь в постель.
