Казалось, Глория хотела что-то ответить, но передумала и продолжала молча идти за прабабушкой. Лицо ее просветлело лишь тогда, когда она увидела небольшую рыжую кобылку на выгоне вместе с другими лошадьми.
— Принцесса, милая моя…
Естественно, Принцесса не узнала бывшую хозяйку. Спустя столько лет этого нельзя было ожидать, и Глория, конечно, не стала обижаться на животное. Она пролезла под оградой и направилась к кобылке, чтобы погладить ее. Принцесса разрешила сделать это и даже немного потерлась головой о плечо Глории.
— Завтра я тебя почищу, — с улыбкой произнесла Глория. Она поняла намек. Кобыла испытывала зуд, а она, похоже, будет тем самым человеком, у которого найдется для нее время.
Возвращаясь к Гвинейре, Глория улыбалась.
— А где жеребенок? — спросила она.
— Какой жеребенок… — Гвинейру бросило в жар. Жеребенок Принцессы… лошадь, которую обещал Глории Джек, и говорил, что по возвращении она сможет ездить на ней.
Гвинейра закусила губу.
— Глория, милая, мне очень жаль, но…
— Он умер? — тихо спросила Глория.
Гвинейра покачала головой.
— Нет-нет, что ты. Это хорошенькая кобылка. И у нее все в порядке. Но… я подарила ее Лилиан. Мне очень жаль, Глория, но тогда мне казалось, что ты вернешься не скоро. И ты никогда не писала, что он тебе все еще нужен…
Глория уставилась на Гвинейру. Пожилая женщина изо всех сил пыталась истолковать взгляд правнучки, но в глазах у той читалась неприкрытая ненависть.
— Если ты не ездишь верхом, значит, ты умер. Разве не ты это всегда говорила? Я была… я уже…
— Глория, я ничего такого не имела в виду! Я вообще не думала. Просто кобылка стояла без дела, а Лилиан хорошо обращалась с ней. Послушай, Глория, все лошади в этом стойле принадлежат тебе. Есть несколько отличных четырехлеток. Но, может быть, ты предпочтешь роскошную трехлетку, с которой ты сможешь работать сама…
— Разве они не принадлежат моей матери? — холодно поинтересовалась Глория. — Как и все здесь? Включая меня? Кстати, что будет, если она снова захочет забрать меня? Ты опять меня отошлешь?
Гвинейра хотела обнять ее, но девушка словно окружила себя ледяной стеной.
— Ах, Глори… — вздохнула Гвинейра.
Она не знала, что и сказать. Гвин никогда не была великим дипломатом, и эта ситуация выбивала ее из колеи. Ей вдруг захотелось, чтобы рядом была Хелен. Или Джеймс. Они бы знали, что делать. Но Гвин чувствовала лишь беспомощность. Должна же Глория понимать, что ее здесь любят!
— Мы можем просто еще раз покрыть Принцессу! — наконец сказала Гвин. Она предпочитала решать проблемы действиями, а не словами.
— Может, пойдем в дом? — спросила Глория, не ответив на предложение. — Кстати, где мне теперь жить? Моя комната еще принадлежит мне? Или ты отдала Лилиан и ее?
Гвинейра решила просто не отвечать. Вместо этого она медленно пошла вперед по тропе, которая вела от конюшен к кухне Киворд-Стейшн. В последний момент до нее дошло, что Глория опять может все превратно понять.
— Ты ведь не против, чтобы мы… нет, конечно, мы можем войти и через главный вход… но в моем возрасте тяжело проделывать это. Столько ступенек.
Глория закатила глаза, но у нее это получилось не смешно, как у Лилиан, а скорее презрительно.
— Бабушка Гвин, я хочу в свою комнату. Как я туда попаду, мне совершенно все равно.
Но быстро уйти не получилось. В кухне ждали Кири, Моана и бабушка Глории, Марама.
— Хаере маи, мокопуна! Как я рада снова видеть тебя!
Гвинейра наблюдала за женщинами-маори, которые кружились вокруг Глории, здоровались с внучкой, пытаясь прижаться к ней лицами в традиционном хонги. Если вид Глории испугал их так же, как и вчера Гвинейру, им, по крайней мере, удалось это довольно успешно скрыть.
Однако Марама не стала обнимать внучку. Взяла девушку за руки и что-то сказала на своем языке. Гвинейра толком не разобрала, но ей показалось, что это были извинения.
— Прости свою мать, мою дочь, мокопуна. Люди всегда были ей безразличны…
Глория с довольно безучастным видом приняла приветствия. Лишь улыбнулась, когда Нимуэ пришла в восторг при виде радующихся женщин и начала громко лаять и бегать вокруг них.
— А теперь нужно отдохнуть. Сегодня вечером хорошая еда! — наконец заявила Кири. Возможно, безразличие Глории она списала на усталость после ночной поездки. — Мы приготовим кумера, сладкий картофель. Наверняка ты не есть это, когда уезжать в Англию!
Гвинейра отвела правнучку в ее комнату — ту самую, в которой Глория жила до отъезда. С радостью отметила, что напряжение на лице девушки ослабло, когда они вошли внутрь. Гвинейра ничего не меняла здесь. Картинки с изображением лошадей по-прежнему украшали стены, там же были последняя фотография Глории с Принцессой, по-детски неловкие рисунки и несколько естествоведческих изображений местной флоры и фауны, сделанные еще Лукасом, первым мужем Гвинейры.
— Видишь, мы всегда ждали тебя, — натянуто произнесла Гвинейра, но на лице Глории появилась улыбка лишь после того, как она увидела лежащий на кровати подарок Марамы.
Как часто она быстро и торопливо сбрасывала брюки для верховой езды, чтобы к ужину снова «превратиться в девочку», как называл это Джек. А теперь там лежали новехонькие, простого старого покроя бриджи, сшитые Марамой.
Гвинейра попыталась ответить на ее улыбку.
— Может быть, завтра ты выберешь себе лошадь? — робко спросила она.
Сияние в глазах Глории погасло.
— Может быть, — ответила она.
Гвинейра была почти рада, закрыв за собой дверь.
Глория еще раз прошлась по комнате, скользнула взглядом по картинкам на стенах, истоптанному старому ковру. Заметила кусочки жадеита и пестрых камней, которые они собирали вместе с Джеком…
А потом бросилась на кровать и, обняв Нимуэ, заплакала. Когда слезы наконец высохли, солнце стояло уже высоко.
Она добралась. Она в Киворд-Стейшн.
Глория понимала, что, вообще-то, должна радоваться. Время горестей миновало. Но радости она не испытывала.
В душе остался лишь жгучий гнев.
3
Идея тайно пожениться стала чудесной мечтой, и Лилиан с Беном разукрашивали ее все больше и больше. Лилиан не обращала внимания ни на что из того, что занимало ее родителей; ни военные события, ни возвращение Глории не волновали девушку. Она была полностью поглощена своей любовью к Бену и планированием побега и совершенно не колебалась, думая о его воплощении в жизнь. Бен же разделял ее фантазии, хотя в душе не верил, что нечто подобное возможно. И вот однажды, в холодный весенний вечер, все полетело кувырком.
