Чжи-Ган резко вскочил на ноги, намереваясь подойти к ней, обнять и крепко прижать к своей груди. Ей сейчас было очень плохо. Он видел, что она вся сжалась от боли и отчаяния, он слышал ее прерывистое дыхание. Однако он — палач, и ему необходимо узнать всю правду до конца. Ему нужно выяснить, кто же она такая и что она сделала. Только тогда он сможет спасти ее.
— Что ты сделала? — мягко спросил Чжи-Ган. — Что ты продала?
Анна покачала головой, отказываясь отвечать на его вопросы. На этот раз он все же подошел к ней, обнял ее и прижал к себе. Он гладил руки молодой женщины, окружая ее своей силой и успокаивая. И все же он должен выяснить правду.
— Что ты продала? — повторил он свой вопрос.
Чжи-Ган чувствовал, как ее тело напряглось от волнения. Ему следует только немного подождать, и она сама все расскажет. Он понимал это, но, тем не менее, не желал признавать. Ему хотелось помочь ей спрятаться от мучительных воспоминаний о том, что она совершила.
— Мария… — произнес он.
— Анна, — прошептала она. — Меня зовут Анна. И я не знаю…
Он удивленно заморгал.
— Чего ты не знаешь?
Он все еще обнимал ее за плечи.
— Я не знаю, что я продала, — сказала она, опустив голову. — Я тогда накурилась опиума. А когда проснулась… — Она осеклась и замолчала. Похоже, что каждое слово давалось ей с трудом.
Он обнял ее еще крепче, пытаясь передать свою силу. Вскоре она немного успокоилась и снова заговорила:
— Когда я проснулась, то увидела, что была совершенно голой. Потом заметила кровь… там, где ее не должно было быть. И у меня болело все тело. — Она всхлипнула. — Помню, что я боролась с ним. С ними. Но они были гораздо сильнее меня, — сказала она, глубоко вздохнув, и слезы ручьем потекли по ее щекам.
Чжи-Ган осторожно развернул ее к себе. Она даже не сопротивлялась и сразу уткнулась лицом ему в грудь.
— Тогда я в первый раз попробовала опиум. Потом я попробовала его еще и еще раз… — произнесла она. — Для того чтобы забыть о том, что случилось со мной…
— Кто это сделал? — решительно спросил он.
Анна вздохнула.
— Он тоже курьер. Именно он обучал меня премудростям этого ремесла, — призналась она. Внезапно выпрямившись, она посмотрела на него полными отчаяния глазами. — Убей меня, прошу тебя. Только… сделай это быстро. Но сначала дай мне немного покурить. Совсем немного. У первой жены губернатора есть опиум. Я уверена в этом. Разреши ей дать мне немного. Совсем немного, а потом… потом ты можешь делать со мной все, что захочешь. Ты можешь делать это вместе с Цзин-Ли. По очереди. Делайте что хотите, только дайте мне немного покурить… Я не буду сопротивляться…
И тут Чжи-Ган понял, что случилось с ней на самом деле. Он не знал, когда и как она стала наркоманкой. Наверное, не сразу, а через несколько лет. Продавцы всегда выкуривают немного опиума перед своими покупателями, чтобы показать им, что опиум не отравлен.
А если продавец — красивая женщина, то ее просили выкурить еще немного, а потом еще и еще. Привыкнув к этому наркотику, она уже не могла остановиться. Разве она способна была сопротивляться, находясь в состоянии опиумного дурмана? Сколько раз ее насиловали? Сколько мужчин — продавцов и покупателей — пользовались ею, прежде чем она дошла до того, чтобы просить палача лишить ее жизни?
Смерть для нее будет избавлением. По законам империи он должен сделать это немедленно. Торговцам опиумом нет пощады. Быстрым движением выхватив один из своих ножей, он высоко поднял его над головой сестры Марии и даже прижал клинок к ее шее.
Она вздохнула, и лезвие дрогнуло, но не дрогнула его рука.
— Что такое? — усмехнувшись, спросил Чжи-Ган. — Ты не проклинаешь мои яйца и все моих потомков в последнюю минуту своей жизни? Куда подевалась та женщина, которая три дня назад стояла передо мной на коленях, навевая на всех ужас? Взрослые мужчины хватались за свои члены и испуганно убегали от тебя. Куда же она исчезла?
— Быстрее, умоляю тебя, — прошептала Анна.
Нет, он не сможет сделать это. Он не сможет перерезать горло женщине. И совершенно не важно, кто она такая и какое преступление совершила. Так он уговаривал себя, хотя понимал, что все это ложь. Ему уже приходилось убивать женщин — наркокурьеров и содержательниц борделей, потому что они наживались на страданиях других людей. Он убивал их без всякой жалости.
Однако эту женщину он не сможет убить — несмотря на то что она заслуживает смерти и сама умоляет его об этом. И не важно, по какой причине. Просто не сможет и все.
Но ведь и остановить ее он тоже не сможет! Чжи-Ган вдруг резко повернулся и схватил Анну за руку. Потом он вложил ей в ладонь свой нож и снова прижал лезвие к ее шее.
— Немного отведи руку назад, — инструктировал он ее. — Нужно быстро отвести локоть назад, и тогда ты сможешь перерезать собственное горло. Все произойдет быстро, ты почти не почувствуешь боли.
Затем он убрал руку и отошел от нее. Она смотрела на него округлившимися от ужаса глазами. Он и не знал, что у белых женщин глаза могут быть такими темными. Глаза Анны стали почти черными. Зрачки так расширились, что не было видно радужной оболочки. Он представил, что через эти зрачки заглядывает ей в душу.
Там, внутри, Чжи-Ган увидел боль и страстное желание, даже потребность испытать еще более сильную боль. Он увидел себя самого — свое отчаяние и все свои страхи. И конечно, свою надежду. А еще он увидел, как она напряглась, закрыла глаза и крепко сжала рукоятку ножа. Она приготовилась к смерти! Она собралась убить себя прямо у него на глазах!
В следующее мгновение он бросился к ней, чтобы выхватить из ее рук нож.
Но было уже поздно. Громко вскрикнув, Анна размахнулась и… швырнула нож на пол. Не в силах остановиться, Чжи-Ган налетел прямо на нее, и они оба упали на пол. Обхватив Анну руками, он придавил ее своим телом. Она все еще кричала, и ее голос эхом отдавался в его голове. Женский крик. Нет, это кричит девочка. Нет, женщина. Нет, все-таки девочка. Она все кричала и кричала, пока кто-то не оттащил его от нее.
Вряд ли все это происходило наяву. Скорее он снова окунулся в один из своих ночных кошмаров. Но на этот раз он должен что-то сделать, дабы предотвратить несчастье. Анна безутешно рыдала. Чжи-Ган крепко прижал ее к себе и держал так до тех пор, пока рыдания не превратились в тихие всхлипывания.
— Ну что ж, — прошептал он, касаясь губами ее волос, — вероятно, ты просто не хочешь умирать. И ты начинаешь понимать, что тебе больше никто не даст опиум.
Продолжая дрожать всем телом, она молчала.
— Скажи, ты хочешь жить? Ты хочешь навсегда избавиться от этого кошмара?
Анна, признаться, не понимала, о чем он ее спрашивает. Он рассказал ей слишком мало, чтобы она могла его понять. К тому же для него это не имело никакого значения. Сейчас ему нужно было услышать от нее только одно слово. И Чжи-Ган молился о том, чтобы, произнеся его вслух, она потом не отреклась от своего обещания.
