Анна замерла от удивления.
— Что?
Он не стал ей ничего объяснять, но она все же поняла его. В качестве дополнительного стимула он слегка щелкнул языком по ее соску. Этот быстрый щелчок заставил Анну затаить дыхание и выгнуться, требуя повторить подаренное ей удовольствие. Потом он поцеловал ее руку. Ту, которой она все еще сжимала свою левую грудь.
— Не забывай о груди. Продолжай ласкать ее, — сказал он. — Мне хочется смотреть на то, как ты ласкаешь себя.
Анна растерялась, не зная, что ответить ему. Но потом, чуть помедлив, все же сделала то, о чем он просил ее — помассировала грудь, сжала пальцами сосок и даже предложила его ему. Затаив дыхание, Чжи-Ган жадно смотрел на нее. Его губы едва касались ее кожи.
— Скажи что-нибудь, — требовательно произнес он.
У нее просто голова шла кругом.
— Я хочу остаться здесь, — сказала она и запрокинула голову. Она почувствовала, что выражение его лица изменилось. Чжи-Ган удивленно вскинул брови и наклонился к ее груди.
— Очень хорошо, — пробормотал он и в качестве награды снова щелкнул языком по ее соску. Анна затаила дыхание, поражаясь тому, как бурно реагирует тело на его ласки.
— Я уже много лет хочу уехать из Китая, — продолжила она. — Мне кажется, что именно поэтому я и принимаю опиум. Понимаешь, это такой своеобразный способ оказаться далеко-далеко отсюда.
Чжи-Ган кивнул, и она почувствовала, как он потерся своим жестким подбородком о ее грудь. Потом он обвел языком вокруг соска и взял его в рот. Она ждала, когда он начнет посасывать его, однако Чжи-Ган не сделал этого.
— Сейчас я не хочу уезжать. Я хочу, чтобы ты продолжал… прикасаться ко мне… — глухо произнесла Анна и вдохнула. — Пожалуйста, прошу тебя, пососи мою грудь.
Он выполнил ее просьбу. Его ритмичные движения доставляли ей такое удовольствие, что она вновь выгнулась, стараясь прижаться к нему плотнее. Когда ее рука замерла, перестав массировать грудь, он слегка прикоснулся к ней, как бы напоминая о том, что нельзя останавливаться. Анна почувствовала дрожь в животе, почувствовала, как сжалось ее лоно. Она принялась пощипывать свою грудь, стараясь делать это в одном ритме с Чжи-Ганом. Уже через несколько секунд лоно увлажнилось и ей захотелось широко раздвинуть ноги. Однако же ей мешала узкая юбка.
— Я хочу снять юбку. Она слишком узкая.
Оставив грудь, он начал осторожно поглаживать ее живот.
— Ты когда-нибудь раздевалась догола перед мужчиной?
Анна покачала головой и захихикала.
— Думаю, что в этом деле я невинна, как младенец, — сказала она.
Чжи-Ган перестал целовать ее и замер на какой-то миг. Казалось, он обдумывает ее слова.
Испугавшись своих бесстыдных слов, Анна покраснела как рак. Она подняла руки, намереваясь оттолкнуть его: ей не хотелось, чтобы он видел ее позор. Однако Чжи-Ган остановил ее, поцеловав в живот. А когда он поднял голову, то она увидела, что он улыбается.
— Это самое приятное из того, что ты сказала мне сегодня. И за это я тебя щедро вознагражу, — пообещал он.
Чжи-Ган легко расстегнул юбку и ловко снял ее с Анны. Он действовал с такой быстротой, что она не успела даже вздохнуть, как оказалась полностью обнаженной. Ее разгоряченное тело задрожало, ощутив прикосновение холодного воздуха.
— Ты прекрасна, — восторженно прошептал он. — Ты похожа на изящную статуэтку из слоновой кости, освещенную пламенем свечи.
Ей показалось, что она уловила в его голосе благоговейный трепет, и тут же подумала, что этого не может быть. Но, взглянув на лицо Чжи-Гана, она поняла, что у нее нет причин сомневаться в его искренности. И тогда на глаза Анны навернулись слезы. Она смутилась и быстро заморгала, пытаясь их сдержать. Это был стыд? Или благодарность?
— Я не знаю, что я должна чувствовать, — прошептала она. — Скажи, что я должна чувствовать?
Ее охватило невероятное смятение. И все же ей не хотелось ни прикрывать свое обнаженное тело, ни прекращать эту необычную игру. Правда, в какой-то момент у нее возникло желание спрятаться от Чжи-Гана, но потом оно исчезло и ей вновь хотелось оставаться с ним и не скрывать от него своего тела.
— Не пытайся понять то животное, которое сидит в тебе. Мы — обыкновенные люди со своими естественными нуждами. Видишь ли, можно оставаться человеком разумным и одновременно удовлетворять свои животные потребности, — прошептал он.
Она нахмурилась.
— Из того, что ты сейчас сказал, я не поняла ни единого слова.
Чжи-Ган невесело улыбнулся.
— Я — ученый. Нас постоянно заставляли думать, работать головой и при этом игнорировать плотские желания, ибо, как нам объясняли, мозг должен быть отточен до совершенства, — с грустью произнес он и, пожав плечами, быстро встал с кровати. — Однако многие китайские ученые просто убивают себя. Они принимают опиум, чтобы ни о чем не думать, или становятся пьяницами и обжорами. Некоторые из них, обуреваемые жадностью, начинают испытывать непомерную тягу к деньгам. — Чжи-Ган быстро снял свою тунику и добавил: — Довольно часто эти люди проявляют жестокость и злость.
В приглушенном свете гладкая кожа на его мускулистой груди казалась золотистой. Каким, однако, огромным было его тело! Обычно все маньчжурские одежды шились так, чтобы плечи казались шире, а грудь мощнее. Теперь она поняла, что ему совершенно не нужно прибегать к подобным уловкам. У него были широкие плечи и мускулистая грудь. Словно зачарованная, Анна смотрела на игру теней и света на его обнаженной груди.
— Я думаю, что это происходит потому, что они игнорируют потребности плоти, — продолжал рассуждать Чжи-Ган. — Очищающие чаи. Обет безбрачия. Уф-ф! Только глупец подавляет в себе плотские желания. Мы — люди и поэтому должны внимательно относиться к потребностям своего тела.
Он быстро снял брюки, и Анна невольно приподнялась на локтях, чтобы получше разглядеть его. Она и не думала, что у него такие узкие бедра, мягкие ягодицы и сильные ноги. Но больше всего ее поразил его дракон — большой, темный дракон, который вытянул свою голову в ее сторону. У самого его основания росли черные шелковистые волосы. Они напоминали ей мягкую кисть, а шея дракона — рукоять этой кисти. Это сравнение показалось ей таким забавным, что у нее на губах заиграла улыбка.
— Чему ты улыбаешься? — спросил Чжи-Ган и, опустив голову, посмотрел на себя.
Уставившись на его орган, Анна весело произнесла:
— Глядя на него, я вспомнила кисть для письма.
— А-аа, — пробормотал Чжи-Ган, — значит, ты уже не боишься.
Она удивленно захлопала ресницами и на этот раз пристальнее вгляделась в его лицо.
— Нет, не боюсь, но… — Анна осеклась. Да, она уже не боялась, однако ей было немного стыдно. И все же с ним она чувствовала…
— Расскажи мне о том, что ты сейчас чувствуешь! Я хочу знать! — требовательно заявил Чжи-Ган.
