− Нет. А должны?
− Думаю, да. В данный момент основная и единственная подозреваемая — Настя Трофимова. Но это не значит, что оперативники не будут проверять и другие варианты. А вы — вполне подходящая кандидатура. Убийство на почве ревности, и так далее. Ну, вы понимаете. Кстати, если вас спросят, где вы находились вечером семнадцатого мая, вы что ответите?
− Правду, − опять улыбнулась Песоцкая, − я скажу, что полдня развозила товары по клиентам, с шести до семи гуляла по дворам с собакой, а потом сидела дома в обществе папы и мамы. Дипломную работу дописывала. И еще я им скажу, что никаких ревнивых чувств не имею. Коля Абрамов для меня умер как мужчина еще в прошлом году. А мертвого невозможно убить.
* * *
Ближе к вечеру ко мне в офис заехал Сережа Волков. Выглядел он не самым лучшим образом: бледный, с ввалившимися глазами и мрачным выражением лица. Такое чувство, что совсем не спал ночью.
− Почему же вы ничего не сказали следователю? — недоуменно спросил он, выслушав рассказ о моих с Зиной проделках на берегу озера Радужного. — Ведь самое время было! А теперь этот самый Григорьев имеет время, чтобы придумать какое-нибудь правдоподобное объяснение своей лжи!
− Ему не нужно было время, чтобы придумать объяснение, − не согласился я, − он его выдал экспромтом. И никто не может доказать, что он говорит неправду…
− Но вы-то понимаете, что он говорит неправду?
− Да.
− И Юлия Назарова тоже знает, что он говорит неправду, и покрывает его?
− Да.
− Значит, Абрамова убил кто-то из них?
− Не знаю, Сережа. Пока не могу сказать. Но ты не переживай, дорогой. Ты мне доверился, и я тебя не подведу… Григорьев и Назарова лгут, но из этого факта еще не следует, что они убийцы. Во всяком случае, нам сейчас не следует давить на них.
− Да почему?
− Смотри, какой расклад: если кто-то из них совершил убийство, то у нас все равно нет никаких доказательств, ни против Назаровой, ни против Григорьева. Максимум, что мы имеем, это мотив. Да, у Михаила Григорьева были основания желать смерти Коле Абрамову. Но ведь это только мой вывод, даже нет, не вывод, а предположение. Я представил, что Григорьев − убийца, и постарался найти причину, по которой он мог пойти на преступление. С таким же успехом я мог бы предположить, что это ты зарубил Абрамова, и найти причины… Так что, еще раз повторяю, нам нужно искать улики. Если они есть − мы их найдем.
− Ну ладно, а если они все же не убивали Абрамова?
− Тогда нам нужно узнать причину, по которой Миша Григорьев говорит неправду. И для этого, опять же, не следует на него наезжать. Мы сами найдем эту причину.
Сережа сидел напротив меня, задумавшись. По его лицу заметно было, что он не одобряет моей выжидательной тактики. Может быть, про себя ругает меня за отсутствие должной активности. Что ж, я его понимал. Ему хочется поскорее вытащить из камеры Настю, и любое промедление он воспринимает в штыки. Мне тоже хотелось вернуть свободу и бытовой комфорт моей подзащитной, и все же я был уверен, что в данной ситуации спешить не стоит.
− Мне сегодня из следственного управления позвонили, − наконец проговорил Сергей, − завтра нужно идти к этому самому Харченко.
− Правильно, я же тебе говорил, что так и будет, − кивнул я. — Видишь, Харченко ведет себя, как вполне профессиональный следователь. Да, он уперся в версию о виновности твоей Насти, но считает необходимым проверять всех, кому мешал Абрамов. Очевидно, оперативники раскопали, что у тебя была связь с ней в прошлом году…
− Да не мешал мне Абрамов, блин, − с досадой возразил Сергей, − я же говорил вам, что мы с Настей расстались совсем по другим причинам. Абрамова тогда еще и близко не было.
− Да, и Настя тоже так говорила. Но следователь все равно обязан проверить… Я тебе советую завтра взять с собой эту твою Свету Семченко. Сначала зайдешь к Харченко ты, пообщаешься. Он тебя обязательно спросит, где ты был вечером в субботу. Ты ему скажешь, что весь вечер провел со своей девушкой. Скажешь, что она в коридоре сидит. Захочет- поговорит и с ней… Кстати, очень хорошо, что у тебя девушка есть: во-первых, она и твое алиби подтвердит, во-вторых, наш Харченко поймет, что, раз у тебя есть Света, то отношения с Настей Трофимовой для тебя уже ничего не значат, и убивать из-за них ты бы не стал… Хотя, Сереж, ну вот между нами: почему тебя так заботит судьба Насти? О посторонних людях, до которых нет дела, так обычно не беспокоятся. Почему?…
Сергей опять помолчал немного, помассировал пальцами виски. Мне показалось, он не может найти нужные слова, чтобы мне ответить.
− Вы читали прозу Куприна, Валерий Павлович? — вдруг спросил молодой человек. — Рассказы, где есть любовная линия?
− Читал, − улыбнулся я, − еще когда в школе учился. Правда, к литературе у меня тогда особого интереса не было, я все больше по физике да по химии убивался. Но то, что в программу входило, то я читал. А почему ты спрашиваешь?
− Потому что любовь − явление многоэтажное, − медленно проговорил Сергей, глядя куда-то мимо меня, − она разная бывает, любовь… Еще древние греки выделяли любовь-эрос и любовь-агапэ. Сущность первого типа любви − в обладании. Если у меня нет возможности обладать объектом моей любви, в частности, женщиной, то и нет смысла в такой любви. А сущность второго типа − в тихом безмолвном созерцании, в любовании, в стремлении облагодетельствовать, осчастливить любимого человека. И ничего не требовать взамен…
− А Куприн здесь при чем?
− Его героям свойственен именно второй тип… Вспомните хотя бы «Гранатовый браслет». Какими словами заканчивает несчастный влюбленный Желтков свое предсмертное письмо? «Да святится имя Твое»! Это он не к Богу обращается, а к любимой женщине. И ведь знает прекрасно, что она замужем за другим человеком, уходить от которого ни разу не собирается… Желтков посылает ей дорогие подарки, смотрит на нее издалека, не смея подойти и заговорить, и тихо любит. Без всякой надежды когда-нибудь уложить ее в койку… А вот вы, Валерий Павлович, смогли бы пойти на свадьбу своей любимой женщины в качестве гостя? И подарить ей шикарный букет?
Я немного растерялся. Как-то не приходилось раньше задумываться над такими вопросами. Смог бы я? Не знаю. Нет, наверное. Если бы в далеком восьмидесятом году моя милая Анечка вышла замуж за кого-нибудь из моих друганов, я бы, во-первых, дней пять бухал по-черному, а во-вторых, на свадьбу к ней уж точно бы не пошел. А если бы и пошел, то только с целью устроить мордобой… Мне вспомнились слова какой-то молодежной песни, которую я недавно случайно поймал, когда слушал радио в машине: «Вам бы так попасть в беду… у своей любимой погулять на свадьбе…» Да, от такого веселья действительно впору застрелиться. Похоже, по классификации Сергея, я отношусь к первому типу.
