Помня о том, как развязно и недружелюбно повели себя слуги в тот раз, когда мне пришлось идти на кухню без сопровождения дядюшки Абсалома, я жалась к стене, когда видела кого-то из челяди, и не решалась обратиться с вопросами даже к самым безобидным на вид тетушкам. Мое скромное платье не слишком-то смягчило сердца прочих служанок — я все еще была выскочкой и обманщицей, пусть моего дядюшку многие из них уже признали обходительным мужчиной. Но и у милейших пожилых господ водятся бестолковые юные родственнички, от которых жди одной беды, оттого неприязнь, питаемая слугами к нам обоим, постепенно сосредотачивалась на мне — наглой рыжей девице, явно вознамерившейся мутить воду и морочить головы честным мужьям да невинным сыновьям.
Именно это мне объяснил мальчишка, окликнувший меня в тот момент, когда я взялась за кованую ручку высокой узорчатой двери, показавшейся мне похожей на входную.
— Ты что творишь, рыжая? — громко прошипел он, поднырнув под мой локоть и довольно грубо оттолкнув меня от двери. — Куда суешь свой нос?
Первым моим порывом было дать затрещину нахальному молокососу, выглядевшему не старше двенадцати лет, однако скалившему зубы так, точно ему исполнилось все шестнадцать. Но, вспомнив о том, что с сегодняшнего дня мне надлежит быть вовсе не той Фейн, что может затеять драку с мальчишкой в чужом доме, я всего лишь обозвала его гадючьим хвостом и собачьим отродьем, прибавив к этому еще пару-тройку ругательств.
— До чего ж у тебя черный язык! — с притворным ужасом воскликнул юный наглец, отпрыгнув от меня и попутно скорчив несколько гнусных гримас. — У твоего дядюшки-лекаря, поди, мыла не хватит, чтобы отмыть его добела!
— Ты кто такой? — фыркнула я, уже сожалея, что не пнула паршивца под зад.
— Меня зовут Харль, — охотно ответил он, внимательно следя за моими движениями, чтобы успеть увернуться. — Люди говорят, что я болтливый бездельник и плут.
— Сдается мне, те люди довольно прозорливы, — проворчала я.
— А тебя они называют рыжей девкой, разодетой точно шлюха, и предсказывают, что ты скоро начнешь приставать ко всем мужчинам во дворце, а затем обворуешь своего бедного дядюшку и сбежишь с первым попавшимся мошенником, — невозмутимо ответил он. — Считаешь, этим словам можно верить?
— Ах ты, мелкий паршивец! — завопила я и запустила корзиной в Харля, залившегося смехом при виде моего гнева. — Да чтоб в твой грязный рот прыгнула жаба! Чтоб тебе лопнуть от водянки!
— Ох, простите, благородная госпожа! — весело кричал он, уворачиваясь от моих пинков. — Сразу и не признал в вас скромную барышню, обознался! Ваша светлость, смилуйтесь!
Я поняла, что и в самом деле веду себя скандальнее рыночной торговки, но покраснеть еще сильнее мне все равно не удалось бы. Мой чепец перекосился, из-под него выбились рыжие пряди, а ноги запутались в нижней юбке. Что бы подумал герцог Огасто, увидев эдакую распустеху, раскричавшуюся средь бела дня? Невольно я вспомнила, каким нежным голосом произносила каждое слово госпожа Вейдена, как спокойно было ее лицо, как утонченны манеры, и от досады мне захотелось бежать куда глаза глядят. Я во второй раз попыталась отворить дверь, у которой стояла, но Харль вновь остановил меня, тут же посерьезнев.
— Что ты там забыла? — спросил он, понизив голос. — Какие дела у тебя могут быть в старом крыле? Если ты и впрямь ищешь, кому здесь строить глазки, то выбор твой удачным не назовешь!
— Ты о чем это говоришь, негодник?! — поперхнулась я. — Я ищу разве что выход из этого безумного дома! Дядюшка Абсалом отправил меня за травами, и мне нужно выбраться на какой-то пустырь, где козы еще не сожрали весь лопух!
— И ты думаешь, что лопухи растут за этой дверью? — спросил с насмешкой Харль.
— Да черт разберет, что там, за этой дверью! — вспылила я. — Ваш треклятый дворец похож на муравейник, из него нипочем не найти выход!
Мальчишка некоторое время изучающе смотрел на меня, точно проверяя, не вру ли я, а затем махнул рукой и сказал:
— Ладно, я проведу тебя. Вижу, ты и впрямь ничегошеньки не понимаешь.
Каким бы унизительным ни казалось мне покровительство со стороны двенадцатилетнего парнишки, поразмыслив, я приняла его предложение. Рассмотрев Харля получше, я заметила, что одет он куда богаче, чем обычный слуга, и поняла, что имею дело с сыном одной из дам, гостивших у герцогини и составлявших ее собственный двор. Я успела к тому времени повстречать нескольких фрейлин — то были степенные провинциальные матроны, гордившиеся тем, что получили место под кровом герцогского дома. Их многочисленные малолетние отпрыски, не придававшие пока особого значения сословным предрассудкам, играли во дворе с детьми слуг или шатались по коридорам замка в поисках какой-либо забавы.
— А что там, в старом крыле? — спросила я, едва поспевая за мальчиком. Харль оказался быстроногим, точно таракан.
— Туда лучше не соваться, — ответил он, вновь понизив голос, — да и вообще лучше не болтать о том, что там происходит. До чего ж ты глупая!
— Так объясни мне, чтобы я хоть в чем-то сравнялась в уме с тобой! — огрызнулась я.
— В старом крыле живут люди господина Огасто! — прошептал Харль, оглянувшись перед тем по сторонам.
— Эка невидаль! — снова ничего не поняла я. — Разве каждый в этом доме — не человек его светлости?
— О-хо-хо, — вздохнул мальчик, поняв, что я искренне недоумеваю. — Твоя голова и впрямь пуста, как кастрюля после ужина! Неужто ты не слыхала, что герцог Огасто — человек пришлый? Не слепа ли ты, часом, на оба глаза? Разве не видно за версту, что он чужак в этих краях?
Что-то эдакое я уже слышала от дядюшки, но, как мне показалось, он просто напускал на себя таинственный всезнающий вид. Я решила выпытать у проныры Харля все, что смогу. Мысленно посоветовав себе не обращать внимания на наглый тон мальчишки, я кротко попросила его помочь мне со сбором лекарственных трав для нужд лекаря, если он сам ничем не занят. Харль признался, что сбежал от учителя, нанятого для него матушкой, и охотно согласился. Я заподозрила, что он затем прихвастнет перед своими приятелями, такими же лоботрясами, будто завел шашни с рыжей девицей, но и с этим пришлось смириться — вряд ли кто-то другой захотел бы со мной откровенничать.
Чуть позже мне пришлось скрепя сердце поблагодарить его и за то, как сноровисто он провел меня по узким городским переулкам к месту, где можно было легко перебраться через остатки городской стены. Сама бы я нипочем не отыскала эту тропинку, ведущую к заброшенному полю около развалин старого фермерского дома, некогда стоявшего в отдалении от остального предместья. Лопухов, полыни и чертополоха здесь обнаружилось превеликое изобилие — давно уж этих земель не касался плуг землепашца, угодья одичали и перешли в ведение полевых и лесных духов, только и поджидающих, чтобы вернуть себе утраченные некогда владения.
Солнце припекало все сильнее, в воздухе дрожало марево, неподалеку два аиста бродили по пригоркам в поисках ящериц и лягушек, а над нашими головами чирикали потревоженные воробьи, перелетавшие с куста на куст. В душе моей воцарился покой. Впервые я подумала о нашем с дядюшкой доме в Олораке безо всякой тоски — до этого он часто снился мне, и при виде зеленых предместий тех городов, что мы обошли, всегда вспоминалось, как тиха и размеренна была наша жизнь когда-то.
