Казалось, сама судьба благоприятствует тому, чтобы мы еще раз повстречались: дядюшка Абсалом решил, что мне следует как можно реже показываться на глаза ее светлости — мои манеры были грубы, а язык невоздержан. Дядя не раз говаривал, что тяготы жизни куда сильнее огрубляют юных людей, нежели зрелых, — так оно и вышло. Если новоиспеченный придворный лекарь с легкостью избавился от вульгарных замашек, приобретенных под влиянием бедственных обстоятельств жизни, то ко мне они прилипли намертво. Разумеется, дядюшка пытался привить мне навыки вежливого обхождения с благородными особами, но иллюзий не питал и трезво полагал, что времена, когда глаза герцогини и ее придворных дам не будут оскорблены моим присутствием, наступят нескоро. Сам он проводил в покоях госпожи Вейдены большую часть дня, мне же изобретательно находил другие занятия. Я с нетерпением ждала того момента, когда дядюшка удовлетворится количеством сора, в который я перетирала высушенные травы, и отправит меня за новой охапкой чертополоха.
Для моего недавнего знакомца, Харля Лорнаса, наш разговор не остался просто мимолетным впечатлением — он частенько пробирался в дядюшкину лабораторию и с интересом следил за тем, как по стеклянным трубкам течет коричневая мутная жидкость. Его матушка, насколько я поняла, до сих пор не разгадала тайну исчезновений сына, чем тот был необычайно доволен.
Как-то раз он проболтался, что с утра видел, как господин Огасто покинул дворец в одиночку. Я горячо взмолилась всем богам в надежде, что у меня получится вновь попасть на тот пустырь, где мы встретились с его светлостью, и кто-то из небожителей, любящих пособлять людским безумствам, не остался равнодушным к моим просьбам. Дядюшка Абсалом в тот день и впрямь решил, что успокоительная настойка пустырника не окажется вредным излишеством в этом суетном дому. Ни разу до того я не радовалась так, выслушивая его сварливые указания! Схватив корзину, я ринулась к черному ходу из дворца, дорогу к которому уже могла найти и без Харля. Неизвестно, что подумали прочие слуги о том, почему племянница лекаря с ошалевшим видом перепрыгивает через три ступеньки, но меня это не волновало — все мысли мои были о господине Огасто.
Сбылось проклятие гадалки — я совсем позабыла о том, что герцог женат, да и мысль о разнице в нашем происхождении я старательно отгоняла, внушая себе, что истинная любовь не ведает преград. Все время мне вспоминалось, как джеркана обещала мне любовь знатного таинственного господина, и этого мне оказалось достаточно — госпожи Вейдены словно не существовало в моем мире грез. Да, она была красивее меня, и в каждом взмахе ее ресниц заключалась утонченная, возвышенная прелесть, которой отродясь не имелось в моем открытом, простом лице, но во мне достало безрассудства, чтобы посчитать, будто герцог откликнется на мои пылкие, искренние чувства, так отличающиеся от сдержанной нежности герцогини. Спроси кто у меня в ту пору — готова ли я снести позор, таиться, обманывать, забыть о гордости — и я ответила бы утвердительно, ни секунды не задумываясь. Впервые в жизни я влюбилась, и чувство, о котором ранее размышляла с опаской, показалось мне прекрасным и мучительным одновременно.
Очутившись на заброшенном поле, я, вспомнив слова господина Огасто о том, как ярко горят на солнце мои рыжие волосы, сорвала с головы ненавистный чепец. Мне хотелось, чтобы на голове моей пылало настоящее пламя, которое герцог уж точно увидит издалека. Мысли мои беспорядочно кружились в голове — я то торопливо срезала маленьким изогнутым ножом первые попавшиеся стебли, то роняла охапку трав на землю и застывала, всматриваясь вдаль — туда, где в мареве знойного полдня дрожали силуэты приземистых деревьев, из-за которых в прошлый раз показался всадник на тонконогой породистой лошади.
Когда я окончательно разуверилась в том, что сегодня мы с господином Огасто повстречаемся, судьба решила проучить меня за потворство нелепым сердечным страстям. Из развалин старого фермерского дома показались двое бродяг весьма опустившегося вида, и, разумеется, мои растрепанные рыжие волосы обратили на себя их внимание — маленькая хитрость сработала вовсе не так, как мне хотелось. Я услышала их пьяные недобрые окрики слишком поздно — мужчины уже успели отрезать мне путь к городу.
Похожие неприятности уже случались в моей жизни, поэтому я не стала терять времени и, развернувшись, со всех ног помчалась к рощице, перепрыгивая канавы и невысокие кусты как заяц, — бегала я быстро и ловко и поначалу отнеслась к своему приключению не столь серьезно, как следовало бы. Бродяги же решили, что погоня за мной — довольно забавное развлечение, и с веселыми криками последовали за мной. Не успела я подумать, что им, испитым забулдыгам, нипочем меня не догнать, как ноги запутались в проклятой юбке — новое платье было по меньшей мере на две ладони длиннее моего прежнего, — и я неловко покатилась кубарем. Вскочив на ноги, я почувствовала, как меня накрывает запоздалый страх: преследователи значительно сократили расстояние, разделявшее нас, а моя левая нога подворачивалась каждый раз при попытке на нее ступить.
Звать на помощь здесь не имело смысла — ближайший жилой дом в предместье находился довольно далеко для того, чтобы его обитатели могли услышать даже самые истошные крики, и я, сжав зубы, перехватила покрепче свой небольшой нож, хоть и не верила всерьез, что смогу оказать достойное сопротивление двоим взрослым мужчинам. «Быть может, они поймут, что при себе у меня нет ничего ценного, и отпустят», — тщетно пыталась успокоить сама себя.
Но судьба, слегка проучив меня, смилостивилась — я услышала приближающийся перестук лошадиных копыт, и вскоре конь господина Огасто гарцевал рядом со мной.
— Я же говорил тебе, племянница лекаря, чтобы ты не бродила в одиночку по заброшенным полям, — произнес герцог и, повысив голос, обратился к замершим неподалеку бродягам, которые выглядели теперь куда испуганнее, чем я пару минут назад. — По какому праву вы преследуете честных женщин в моих владениях? Согласно здешним законам за это полагается позорный столб! Эта девушка к тому же служит в моем доме — быть может, подобное оскорбление стоит и виселицы!
— Прощения просим, пресветлый господин! — упал на колени один из пьяниц. — Да кто ж мог знать, что рыжая девка — честная женщина? Известно, что все рыжие — либо ведьмы, либо отродье распутной лесной нечисти! Да чтоб у меня язык отсох и другое всякое, если я обижал когда приличных девиц!
— Отсохнет, не сомневайся! — запальчиво выкрикнула я, утирая разбитый при падении нос. — Уж коли я ведьма, то мое слово сбудется!
Несомненно, я бы прибавила к этому еще пару цветистых обещаний, но, вспомнив о том, что мои речи слышит и господин Огасто, смутилась и прикусила язык.
— Убирайтесь прочь, — после недолгих размышлений красивое лицо герцога вновь приобрело отстраненное выражение, и он с брезгливостью взмахнул рукой в сторону бродяг. — Если когда-нибудь кого-то из вас приведут ко мне на суд хотя бы из-за украденной курицы — отправлю на виселицу без раздумий.
Трусливым разбойникам конечно же понравилось это предложение, и спустя пару мгновений только примятая трава указывала на то, что они еще недавно топтались на этом самом месте.
