– Так, Лёшка, с тебя начнём. Чем ты увлекаешься дома?
– А тебе зачем?
– Социологическое исследование проводим.
– Что?
– Ну, опрос населения. Не населения, а учеников пятых классов.
– А кто вам поручил?
– Никто. Просто один человек посоветовал.
– А зачем?
– Ну, ты сначала ответь на мой вопрос, а потом я всё объясню. Значит, чем ты занимаешься дома?
– Ну, летом – футбол во дворе, зимой – хоккей… Книжки читаю…
– А тебе никогда не хотелось что-нибудь такое исследовать или изобрести?
Павлов подумал.
– Да вроде… вроде нет. Ну, а теперь говори, зачем тебе это нужно?
– Сейчас.
Родя положил тетрадь на подоконник. Наверху страницы он написал: «5-й кл. „Б“», а пониже: «Алексей Павлов. Летом – футбол, зимой – хоккей. Чтение».
Разговор с Павловым занял всю перемену. Роде пришлось объяснить, зачем они ищут исследователей да изобретателей, сказать, что такие имеются даже в их классе, но о них мало кто знает, привести в качестве примеров Лялю и Валерку. Услышав о пустельге, силач тут же стал расспрашивать, как Ляля изучала эту птицу. Стоило Роде упомянуть о приборе Валеры Иванова, и Лёша пожелал узнать подробней, как он устроен.
Лёше повезло, что его не вызвала математичка: на втором уроке он был рассеян. Он вспоминал запись в тетрадке у Роди: «Летом – футбол, зимой – хоккей. Чтение». И ему было как-то досадно, что запись такая куцая.
А Родя скоро понял, что социологический опрос – дело трудоёмкое. Каждый опрашиваемый, подобно Павлову, хотел знать, зачем это делается и кто из ребят чем занимается. Чтобы получить ответ на один вопрос, приходилось отвечать на десять, так что в течение дня Родя, кроме Павлова, успел опросить только четверых.
Две девочки, к которым он подошёл после Лёши, ни наукой, ни техникой не увлекались. Одна занималась в танцевальном коллективе Дворца пионеров, а другая – художественной вышивкой под руководством тёти. Зато после них Роде попались сразу два биолога. Первой была Маша Салтыкова – полная, розовощёкая девочка с очень толстой русой косой.
– Я провожу опыты с нашим котом Фомой. Я хочу установить, есть ли у кошек внутренние часы, – сказала она.
– Что? – не понял Родя.
– Внутренние часы. Может ли кошка чувствовать время.
– Ну-ка расскажи подробней!
– Ну, если подробней, так всё это началось с петуха. Я жила в деревне у бабушки, а у неё был петух… И вот мне захотелось узнать, правда ли, что петухи кричат в определённое время – например, в полночь. Я спала одна в маленькой комнатушке, и там стоял будильник. Я, значит, решила не спать, пока петух не закукарекает… Трудно, конечно, было: свет не зажжёшь – бабушка заругается… Стрелки часов ещё разглядеть можно, а читать нельзя. Я первую ночь выдержала, он в пять минут первого закричал, а на другую ночь заснула. Бабушка рано утром входит, а я положила голову на стол, сижу и сплю.
– А дальше что?
– А дальше бабушка стала расспрашивать, я сдуру объяснила ей, в чём дело, и она забрала будильник.
– А с котом?
– А с котом, значит, так: я решила узнать, как он чувствует, который час. Я сказала маме, что буду кормить его сама, а блюдце с едой начала ставить не на пол, а на свой столик, чтобы его с пола не было видно. Значит, чтобы поесть, Фома должен вспрыгнуть сначала на стул, а потом на стол. Еду я накладываю ровно в восемь утра, в три часа дня и в восемь вечера. Он несколько раз вспрыгнул зря на стол, а потом перестал.
– Стал прыгать вовремя?
– Да нет, просто стал наблюдать за мной. Только я встану утром – он за мной повсюду ходит да ждёт, когда я положу еду… Только приду из школы – он опять начинает следить. У меня что-то не продумано ещё в этой… в методике.
– Я бы занялся одним исследованием, – сказал Маршеву Дима Тарусов, – да не знаю, как к нему приступить.
– А что за исследование?
– Летом я сделал такое наблюдение: насекомые, которые залетают в комнату, тычутся в потолок.
– Как это?
– Ну вот, положим, залетает ко мне в комнату шмель (мы рядом с парком живём), ему, конечно, хочется выбраться из комнаты, и он начинает летать туда-сюда. На стены он не натыкается: подлетит к ней и сворачивает. На оконные стёкла натыкается, но это понятно: стёкла прозрачные. Но почему потолка они не могут разглядеть, никак не пойму. Наткнётся на потолок, жужжит и елозит по нему спиной или головой… Как они не обдерутся только!
– Я что-то этого не замечал, – сказал Родя.
– А я наблюдал шмеля, стрекозу и муху, вот такую здоровенную. И что интересно: простые, комнатные мухи – они видят потолок: подлетят и ходят по нему кверху лапами. А те насекомые, которые на свежем воздухе живут, никак не могут понять, что наверху камень, а не чистое небо. А что же у них глаза? Ведь я читал, что у них глаза чуть ли не во все стороны видят.
Валерка за этот день выявил двух конструкторов, а у Вени произошёл интересный разговор с Жорой Банкиным. Тут, как и в случае с Валеркой, тоже оказался замешан магнитофон. Жора подошёл к Вене и тихо заговорил, переминаясь с ноги на ногу:
– Рудаков, ты извини меня, может быть, тебя уже спрашивали… Тут вот какое дело: ты будешь за Ладошину голосовать?
– Буду, – ответил Веня и в свою очередь спросил, чем Жора занимается помимо учёбы.
– Вообще… я вообще фольклор собираю.
Веня сначала не понял, но потом разобрался, в чём дело. Как и Маша Салтыкова, Жора ездит отдыхать к родственникам в деревню. Там живут старик и старуха, каждому под девяносто лет, которые знают множество старинных сказок, песен и частушек. Когда Банкин поехал в деревню на зимние каникулы, папа дал ему дешёвый батарейный магнитофон, и Жора записал на плёнку, что рассказывали или напевали старик со старухой, а по возвращении домой он в течение нескольких недель слово в слово переписывал всё это на бумагу.
Так трудились наши «социологи» почти весь учебный день, а в конце этого дня произошло следующее.
…Последним уроком была история – любимый предмет Лёшки Павлова. Лёша с увлечением слушал рассказ учительницы о водопроводе, сооружённом рабами Древнего Рима, о построенных ими дорогах, которыми можно пользоваться и в наши дни. Вдруг что-то слегка царапнуло Лёшу под затылком. Он пошарил за воротником и извлёк оттуда сложенную в несколько раз маленькую бумажку.
– Хи-хи! – тоненько послышалось сзади.
Силач обернулся. За его спиной сидела Нюся Касаткина. Прикрыв ладошкой нос и рот, она улыбалась прищуренными глазами. Лёша развернул записку и прочитал:
«Павлов! Голосуй за Зою Ладошину!!!»
Павлов показал Касаткиной кулак и снова стал слушать учительницу. Ещё через несколько минут что-то задело его за ухо, и вторая записка шлепнулась к нему на стол. В ней было написано то же самое, что и в первой, только восклицательных знаков было не три, а пять. Павлов снова обернулся и прошептал:
