– Чтобы лечить. Если не удаётся вылечить тебя дома, я отправлю тебя в больницу. Нельзя переживать с утра до вечера по любому поводу.
– Хорошо, – угрюмо согласился дедушка. – Я постараюсь выполнить твои указания. Но без переживаний жить ещё труднее, чем с переживаниями.
Как только сели завтракать, явился Петька.
Вид у него был помятый и растерянный.
Когда мальчишка рассказал, что его покинули родители и бабушка, все рассмеялись.
Пока все смеялись, Петька расправился со всей яичницей.
А пока смеялись над тем, как он уснул по дороге в милицию и проспал до утра, Петька доел что-то со сковородки (а что – не разобрал).
– Это всё ерунда, – сказал он. – Вот лампочки, семь штук, забыл выключить, ямку в новом столе провертел – вот это хуже. Взяли бы вы меня к себе, дядя дрессировщик!
– Зачем?
– Да хоть зачем! Не может ведь быть, чтобы я хуже мартышки оказался. Да чтоб польза от меня была, хочу! – жалобно воскликнул Петька. – А то вред один! Самому надоело!
– Ну, раз надоело, – сказал Эдуард Иванович, – значит, соображать начал. А раз соображать уже начал, значит, со временем поумнеешь. А то ведёшь себя, как грудной младенец. Ешь, спишь, делишки разные вытворяешь.
– Плюёшься, – добавил дедушка.
– Хватит тебе младенцем быть, – продолжал Эдуард Иванович.
– Грудным, – весело добавил дедушка.
– Ладно, ладно! – угрожающе проговорил Петька. – Вы меня ещё узнаете. Я таким замечательным буду, что меня когда-нибудь вывесят! Видали на Ленинской улице Доска почёта «Лучшие люди города»? Там я буду!
– Всё может быть, – сказала Лёлишна. – А на поруки тебя брать?
– А ну их, эти поруки! Сам я себе – порука.
Лёлишна с Эдуардом Ивановичем пошли мыть посуду, а Петька вышел на балкон.
– Переживаешь? – спросил, подойдя, дедушка. – Я тебе завидую. Тебе можно переживать. А мне запретили. Категорически. А это было моим любимым занятием.
– Я переживать не буду, – твёрдо ответил Петька. – Хватит. Буду себе какое-нибудь дело искать.
И тут он увидел своего отца и бабушку. Они выходили из-за угла дома.
– Папа! – не своим от радости голосом закричал Петька. – Бабушка! Я тут! Я здесь! Я к вам!
И умчался.
Продолжаем нашу программу. ПРОЩАНИЕ ЗЛОЙ ДЕВЧОНКИ СУСАННЫ КОЛЬЧИКОВОЙ с читателями! Читайте о её последнем выступлении в нашей программе!
Пробегая от подъезда к подъезду, Петька увидел невероятную картину.
До того невероятную, что не мог не остановиться.
Ему навстречу шла Сусанна Кольчикова с небольшим чемоданчиком в руке и с авоськой – в другой.
Шла одна, опустив голову.
Одна!
– Ты куда это? – прямо-таки обалдело спросил Петька.
Сусанна подняла заплаканные глазки, всхлипнула и ответила:
– Мы больше не увидимся. Прощай навсегда.
– Прощай, конечно, – сказал Петька, – тем более что навсегда. А куда ты?
Но злая девчонка больше не сказала ни слова.
Ушла, всхлипывая тонко и жалобно.
Её отправили в пионерский лагерь, потому-то она и брела, опустив голову.
А вот почему она сама несла (сама!) чемоданчик и авоську, почему шла одна, это следует объяснить.
Вчера, прибежав из цирка без туфель и бабушки, Сусанна плюхнулась на диван и закрыла глазки.
И пронзительнейше застонала.
– ЕЩЁ ЧТО? – грозно спросил папа. – ОПЯТЬ ЧТО-НИБУДЬ?
– Где туфли? – спросила мама.
– Где бабушка? – спросила старшая бабушка.
– Она ИЗБИЛА меня, – со стоном ответила злая девчонка. – В цирке. При всех. Дала мне ЗАТРЕЩИНУ. И бросила на улице. Ой… как мне страшно ужасно…
– Довели, – мрачно заключил папа.
– Я петь больше для неё не буду, – сказала старшая бабушка. – И хрюкать не буду.
И мяукать не буду. И кудкудакать не буду. И вообще я уезжаю. К брату. В Калугу.
У Сусанны было такое ощущение, словно она ехала в трамвае по знакомому-знакомому маршруту, а приехала, например, на Луну.
Сквозь полуопущенные веки злая девчонка следила за тем, что происходило вокруг, и ничего не понимала.
Ей становилось ясно: происходило что-то непонятное, невиданное, страшное.
Родители и бабушка почему-то вроде бы перестают её слушаться.
– Ну… лад-но! Она дернулась всем телом, затем подёргала левой и правой ногами попеременно.
– Это мне надо дёргаться! – крикнул папа уже обычным голосом. – Это ты нас издёргала! Нас сегодня вызывали в домовой комитет! И правильно! И смеялись над нами! И правильно!
– Посмотри, она всё ещё дёргается, – прошептала мама.
– ПУСТЬ! – отрезал папа. – Не боюсь нисколько. Завтра она поедет в пионерский лагерь. Будет жить как все. Пусть попробует там дёргаться.
Тогда Сусанна стала хрипеть.
– Ей плохо, – прошептала мама.
– Пусть, – сказала старшая бабушка.
– Ни в какой пионерский лагерь я не поеду, – дрожащим голоском проговорила Сусанна. – Там для меня – смерть. Я простыну, утону, сломаю ногу или руку, отравлюсь недоброкачественно приготовленной пищей.
– Это мои слова, – грустно призналась старшая бабушка, – я отрекаюсь от них.
– Там за мной не будет надлежащего присмотра и ухода, – продолжала Сусанна. – Мне, которая привыкла к заботе, ласке, трудно будет среди сотни невоспитанных сорванцов и сорванок.
– Последнего слова я не говорила! – воскликнула мама.
– А про клещей вы забыли? – спросила Сусанна. – Пусть тот отправляет детей в пионерлагеря, кто не может обеспечить им другой, более комфортабельный вид отдыха.
– Отказываюсь от своих слов! – крикнул папа. – Поедешь в лагерь! Там тебя отучат дёргаться и мучить взрослых! Там ты сама станешь человеком!
– А мои музыкальные способности?
– Нет у тебя никаких музыкальных способностей!
Пришла младшая бабушка, с порога заявила:
– Всему есть мера. Моя бывшая внучка довела меня до того, что я дала ей ЗАТРЕЩИНУ. В цирке. При всех. До сих пор рука болит. Свои новые туфли она оставила на улице.
– А ты не могла их поднять? – крикнула Сусанна. – Тебе трудно было нагнуться, да?
– МАРШ ЗА ТУФЛЯМИ! – И папа приподнял дочь с дивана и толкнул к дверям.
