– Что значит – хорошее? – не понял я. – Есть просто зеркало в прихожей. А хорошее – это какое?
– А такое, в котором я буду выглядеть молодой и красивой, – ответила Аги, щелкнув мне по лбу. – Ты знаешь, сколько мне теперь лет?
– Нет, не знаю, – сказал я. – Мне-то что до этого? А зеркало, про которое ты говоришь, у меня тоже есть. Оно во встроенном шкафу в гостиной. В нем ты будешь выглядеть, как тогда, много – много лет назад.
Я поначалу хотел назвать точную цифру, но язык у меня не повернулся – уж больно тяжелая это была цифра…
– Ну, и чудненько! – сказала Аги. – Давай, шевели ногами, старичок!
У двери пришлось опустить ее на пол, и она, войдя и окинув быстрым взглядом номер, спросила:
– Мы будем здесь одни? – Нет, – ответил я. – Здесь будут еще две очень сексуальных медсестры. Когда ты заснешь, они переключатся на меня.
– Ты все такой же, – удовлетворенно произнесла она и шагнула в гостиную. – Где твое х о р о ш е е зеркало?
Я указал ей на шкаф, и прежде чем подойти к нему, она глубоко вдохнула, потом быстро выдохнула и шагнула в неизвестность.
То, что я лицезрел следом, трудно передать словами. Однажды я наблюдал за котенком, который впервые увидел свое отражение. Он вздыбивал шерстку, выгибал спину, шипел на самого себя, потом отходил в сторону, не отводя взгляда от странного существа, вновь приближался и вытворял все то же самое. Не могу сказать, что Агнешка что-то вздыбивал а, выгибала или чего доброго шипела, но ее реакция и связанные с этим эмоции весьма напоминали поведение пушистой симпатяги. Закончилось все тем, что она снова заревела и бросилась ко мне.
– Тим, я правда осталась прежней? – спросила она меня, задрав голову.
– Ты же видела, – кивнул я на зеркало. – Ты теперь даже лучше прежней.
Агнешка встала на цыпочки и, закрыв глаза, потянулась ко мне губами. Я так и не научил ее целоваться, или она все позабыла за тридцать лет. Рот ее снова открылся, и когда я вошел в него языком и попытался пощекотать ей нёбо, она задрожала и издала стон, который я уже не раз слышал прежде. Потом я силой оторвал ее от себя и сказал:
– Профессор рекомендовал в первый день воздержаться от возбуждающих ласк.
– Уф! – передернула она плечами. – Какой он дурак, этот твой профессор! А как здорово ты сделал мне сейчас. Ты раньше ведь так мне не делал?
– Нет, – подтвердил я. – Есть много такого, чего я не делал.
Она зыркнула на меня и отвернулась. Мне показалось, что она снова расплачется по известной причине, о которой я не собирался заговаривать первым, поэтому подошел и обнял ее сзади.
– Тебе не хочется примерить кое-какие наряды, моя радость? – спросил я, целуя ее в шею.
– А где они? – раскачиваясь, поинтересовалась Агнешка.
Я открыл шкаф и одну за другой достал обновы. Первым делом она ухватилась за коробку с бельем, быстро открыла ее и стала перед зеркалом прикладывать содержимое к себе.
– Откуда ты узнал, что черный цвет – мой любимый? – спросила она, продолжая вертеться у хорошего зеркала. – Я ведь тогда не носила черного…
– Ну, как всякий старый развратник… – начал я, однако она не дала мне договорить.
– Ужасно люблю старых развратников, которые дарят мне французское белье, – сказала вертихвостка, строя рожицы своему отражению. – Тим, а эти розы для меня? А почему их так много? Девятнадцать роз? Тим, ты хочешь сказать, что мне сейчас девятнадцать лет?
– Это случайность, – ответил я. – Просто взял охапку, а в ней оказалось девятнадцать штук. Могло бы оказаться и сорок девять.
– Нет уж! – сказала Агнешка. – Сколько есть, столько и нужно. Не напоминай мне больше о возрасте.
– Я тебе напоминаю?!
Но она уже тем же способом примеривала платье и крутилась при этом, как юла. Потом она, прогнав меня на террасу, надевала все, как положено, и приглашала поочередно к осмотру. Я смотрел на все это и слабел на глазах, ожидая, что вот-вот рухну. Белье она приберегла к финалу. Чтобы хоть как-то взбодрить себя, я сказал:
– Надеюсь, в завершающем выходе не будет ничего эротического?
– Вовремя ты мне об этом напомнил! – засмеялась Аги. – Иди туда и не подглядывай.
Я вернулся на террасу и, облокотившись на перила, постарался хотя бы предварительно осмыслить произошедшее, но мозги мои отказывались сотрудничать со мной, пребывая в благостной дреме, и все попытки заставить их проанализировать момент оканчивались ничем. Вскоре я услышал призывный зов из гостиной и обернулся на него.
Боже, как хороша она была! Я не большой знаток женского белья, но глядя теперь на Агнешку, понял, почему дамы всех возрастов придают ему такое преувеличенное значение. На ней и было всего ничего, лифчик с трусиками да чулки в резинку, однако, они преобразили ее до неузнаваемости, чему немало способствовали и черные «лодочки» на высоченной шпильке.
– Ну знаешь, – сказал я, – для такого старого пня, как я, это зрелище слишком опасно. Или ты хочешь побыстрее сжить меня со света и завести себе молодого приятеля?
– Это и все, что ты мне хочешь сказать? – разочарованно протянула она.
– Не все, – ответил я, прогуливаясь вокруг нее. – Главное я сообщу тебе ближе к ночи, когда тени станут длиннее, а воздух наполнится пением цикад.
– Тим, я ничего не поняла, – сказала она растерянно. – Какие тени, что за цикады? Хотя, ладно… Только смотри, не забудь!
Я помогал ей переодеваться. Стягивал аккуратно и неспешно чулки, предварительно сняв с нее туфли. В былые времена этот мой подвиг завершился бы, не успев начаться, а теперь я возбуждался так же медленно, как снимал с Агнешки чулки. Признаться, меня это несколько раздражало и даже мешало получать удовольствие от мимолетного соприкосновения с агнешкиным телом. Кожа ее была нежной и бархатистой, с теми же двумя белесыми полосками на груди и бедрах.
– Тим, ты всегда теперь будешь таким… хорошим? – поинтересовалась она ласково, стоя передо мной почти что голой.
Я пошел на террасу и оттуда ответил:
– Профессор предупредил, что без особой нужды…
– А если у меня есть такая нужда? Может быть, сходишь к профессору и попросишь у него разрешение? – столь же ласково продолжила Аги.
– Вечером, дорогая, все вечером, – торговался я.
– Ладно, – согласилась нехотя она. – Кажется, ты что-то обещал сообщить мне ближе к ночи? Тогда и я расскажу тебе кое-что.
– Одевайся, – сказал я.
– Чертова кукла! – вспомнила она с улыбкой. – Ты забыл добавить «чертова кукла». Как я смеялась тогда, услышав это!
Я сказал, что помню, хотя эпизод напрочь позабыл. А вот сами слова вспомнил и смех ее – тоже. Напряжение спало, и мы начали готовить обед. Собственно, готовил его я, да и то, как готовил? Доставал из холодильника банки, склянки, вакуумные упаковки, коробки, открывал их и содержимое раскладывал по тарелкам.
