А Большие горы для меня прежде всего дикое буйство красок. С открыток цветных и слайдов будто режет синим огнём. Я перебирала бумаги, и выскользнули три открытки из Домбая: какой нездешней голубизной и белизной сразу обожгло. Какая сила и размах. Там сейчас все наши: Любка, Сергей Ефграфович, Лёнька, Граф. Как-то так получилось, что имена их перестали быть для меня пустым звуком. К октябрю они вернутся в наш большой шикарный дом. Какие мы богатые: Азов-ка, Семь Братьев, Пять Братьев, Коуровка, Северный Урал, Таганай, Шихан вот…
3 августа 1989. Размышления в такой уютной и похожей на дом (даже на Дом) квартире товарища Измоденова. Челябинск.
Часть первая. Мысли перед сном Всё-таки родители Измоденова – милейшие люди, а он вернётся из армии в августе. Слава постановлению правительства, по которому все студенты вузов должны быть комиссованы! Я же уже не радуюсь, я боюсь. Слишком много душевных сил уходило у меня раньше на этого человека. Да и всё, что было с ним, было не совсем со мной и не совсем с ним. Мне не хотелось бы терять Измоденова, но и не хочется унижения. Хотя я лгу, лгу опять. После возвращения из Кирова (благо, служил недалеко, можно было навещать) я пытаюсь поставить для себя какие-то точки над «и» по отношению к нему. Слова ложатся на бумагу, и в них – фальшь. Я слышу её, но перечитываю мысль – вроде верно. Пожалуй, солгу, если напишу, что люблю. Солгу ещё больше, если напишу, что не люблю и легко могу потерять. Хотя зачем мне это знать наверно? Просто за семь месяцев мы стали другими людьми и не были в длительном соприкосновении. Я его просто не знаю. То, что я помню и держу в воображении, – не он.
Часть вторая. 3–4 часа дня
Господи, если бы всё можно было бросить. Не навсегда, разумеется, на время. Работу, учёбу, какие-то жизненные позиции, понимания-непонимания. Свои собственные сомнения и колебания. Бросить всё и уйти гулять по земле, полностью раствориться в дороге, людях, городах-степях-полях-горах-болотах. Взять всё разом, а не теми жалкими клочками, как обычно мне достаётся. Дают, точно по глотку умирающему от жажды. Пошататься бы вдоволь, до пресыщения – вот моё единственно сильное желание.
А я всё смиряю себя. Пытаюсь прикинуться благообразной девочкой. Устроилась в Свердловске на работу, на месяц (!) вернулась в Копейск и своё совершенно свободное время убиваю на чтение книжек и учебников, хожу с мамой в сад, кормлю кота Васю и варю суп.
А зачем? А потому что нужно снова поступать. (Кому?) Потому что папа с неподдельным ужасом говорит о «потерянных» трёх (моих, разумеется) годах. Потому что если хочешь быть полноценной в глазах многих и многих, ты должна поступить в вуз и выйти замуж. В этом вся цель и смысл моей жизни (оказывается).
Да я не в вуз хочу, а на большую дорогу. И не муж мне нужен, а человек, с которым путешествовать, шататься интересно. Буря в стакане воды вся эта моя запись, сейчас поем и снова засяду за литературу XVII–XVIII веков.
P.S.
Вот. Тут и об Измоденове верно. Он – идеальный спутник. Ни с кем нельзя так легко, весело, интересно шататься. Именно – шататься. С кем я ещё могла бы так и столько путешествовать? И если честно: ведь меня вполне устраивают его лёгкие взгляды на так называемые половые вопросы. Всё дело в формулировке. Другому бы я изменяла, т. е. преступала бы какие-то нормы. А с ним я не изменяю. Ведь мы совершенно независимые (хи-хи) друг от друга люди. И меня это, оказывается, вполне устраивает.
14 августа. Копейск. Контрольная запись. Проверка наличности
Втягиваюсь. Вернее, уже втянулась. Вечером с нетерпением жду продолжения «Спрута-2», ночью выкуриваю сигареты три в форточку, днём примеряю коричневое шелковое платье, что шьёт мне мама, и раза по три влезаю в ванну.
Полностью, насквозь пропиталась воздухом Копейска. По ночам – запах сырого сквозняка, асфальта, пыльной травы и репейника да дребезжание пустых автобусов. На стенах такие незабытые, оказывается, въевшиеся в память с детства, тени. Квадраты света совершают всё тот же путь, что и десять лет назад. Всё так обычно и вместе с тем странно. И состояние, которое сейчас снизошло на душу, хорошо мне известно: ленивое равновесие.
Здесь нет обстоятельств и людей, что нарушат его. Очаги дисгармонии в прошлом: проблемы остались, но затянуло всё зелёной тиной и чёрной водой. Жизнь даёт отдохнуть. Измоденов ещё не пришёл, а он самый большой любитель помотать мне нервы. Но сейчас я лениво зеваю и говорю ему: «Спасибо. Какой бы ты ни был – ты нужен мне. Глядя в тебя, я меняюсь, лучше вижу свои недостатки, а это, пожалуй, одно из главного».
Начало нового этапа. Свердловск, 1989–1990
30 августа 1989
Первый рабочий день. Школа с изнанки. С позиции педсовета и завуча по воспитательной работе. Пухлым, таким доверчивым первоклассникам с порога вручают читать пошлятину. И даже неумело сфабрикованную, без всякого учёта рифм и размеров.
31 августа 1989
Сцену готовят. Идёт большое сдвижение декораций. В клубе покрасили белым оконные рамы, зелёным – сейф Сергея Ефграфовича, стащили откуда-то лампы дневного света. Сцену готовят. И действующие лица стекаются. Из-за жестокой нелепости раньше, чем нужно, с гор спустился Граф, вчера из Улу-Тау прилетел Юра, и мы в темноте жевали сливы, промелькнул перед фанами Гришка. Остальных пока нет. Но уже скоро, очень скоро. Завтра 1 сентября. Праздник. Хочется, как в детстве, купить цветы. Чтой-то с вами, товарищ старшая пионервожатая? Беспартийная и неженатая? Лучше вспомни Цоя:
Они говорят – им нельзя рисковать,
Потому что у них есть дом.
В доме горит свет.
И я не знаю, кто из нас прав.
Меня ждёт на улице дождь,
Их ждёт дома обед…
Каждый новый этап начинается с жестокости города.
5 сентября 1989. Осень
Осень выкрасила город
Колдовским каким-то светом.
Это значит: очень скоро
Бабье лето, бабье лето…
Дни безмятежного счастья. Красивый сентябрьский Свердловск. С мягкостью осеннего солнца и жёлто-красных листьев. Счастье в том, что я хожу по любимым улицам и тихо смеюсь. Счастье в том, что я, Граф, Юра шагаем ранним утром, сойдя с электрички на станции Коуровка. Юра покупает молоко в трёхлитровой банке. На скалистом, крутом берегу Чусовой неожиданно вырастает белая церковь. А когда мы идём к ней по шатающемуся мосту, Граф показывает на длинные паутины, покрытые алмазинками росы.
В лесу пахнет солнцем и сухой травой. Коуровские скалы жёлтые и горячие. Граф страхует, а я совсем не умею лазить.
Впереди у меня экзамены на заочное и Большой праздник. Придёт уже совсем скоро из армии Измоденов, и съедутся все-все наши. Быстрей бы. Так хочется, чтобы тихое великолепие бабьего лета впустило в себя ещё одну радость. Чтобы счастье удвоилось.
