Прежде чем попасть в залы современной истории посетителю надлежало пройти все ступени общественного развития, начиная с нулевой отметки. В доисторическом зале беспомощно подняв руки, словно сдающийся диверсант, стоял скелет гигантской саламандры, найденный сто лет назад в горных выработках. Экспонат сопровождало пояснение основателя музея:
Сей жалкий остов грешника былого
Пусть души размягчит отродья злого.
Ныне живущего!
И в другое время Глеб улыбнулся бы наивным виршам, но теперь любое движение окаменевших мышц переходило в болезненную гримасу. Он потрогал ручку двери с табличкой «С. С. Лошак», но кабинет оказался заперт.
Вход в зал, где произошло убийство, был перекрыт бархатным канатом, и висела картонка с надписью, предупреждающая о «технических причинах». Пол у камина застелен свежим, ярким ковром. Пользуясь отсутствием смотрителей, Глеб поднырнул под ограждение и остановился, услышав шаги на лестнице. Директриса музея Сусанна Самуиловна, яркая худощавая дама, осанкой напоминающая царицу Нефертити, важно прошествовала в кабинет. Ее молодой полнотелый провожатый царапнул Глеба взглядом и еще раз обернулся, не успевая за летящим шагом своей патронессы.
– Уважаемый, грамоте обучен? Этот зал закрыт! – прикрикнул он.
Глеб молча кивнул и сделал вид, что уходит. В кабинете Сусанны Самуиловны щелкнул замок. «Лошаки» заперлись на ключ. Чтобы не раздражать музейщиков, Глеб встал за витрину с древним оружием. За пыльными окнами прогрохотал гром, в зале резко стемнело, и первые скупые капли застучали по жестяному карнизу. Глеб всмотрелся в черное зеркало витрины, словно внутри стеклянного кристалла могло остаться последнее отражение Наташи, ее васильковые глаза и молодой блеск губ.
– Небось, думаете, мертвечина, хлам? – раздался над ухом резкий насмешливый голос. – А тут, по этим окопам, точнее раскопам, настоящий фронт проходит!
Глеб оглянулся: на него смотрел Колодяжный, вожак археологической банды, с которым Глеб встретился в Осетии.
– Мы знакомы, – напомнил Глеб. – Я «человек со знаком Сокола». Помните?
Колодяжный раскинул руки, со стороны и искоса глядя на Глеба:
– Сокол мой ясный, да как же я сразу тебя не признал? Слухай, сынку: «Предвестником крушения пятого тайного царства явится человек со знаком Сокола»! Сие говорят хазарские хроники!
Старик невпопад махал руками и покачивался, рискуя свалить музейную витрину, и Глеб запоздало заметил, что его собеседник слегка «навеселе».
– Что это за «тайное царство»? – из вежливости спросил он.
– О, это особые законспирированные структуры, еще более могущественные оттого, что тайные, и еще более тайные в силу своего могущества!
Князь Святослав, человек со знаком Сокола, спас Русь от повальной иудаизации и тем изменил судьбу всего мира и даже планеты! Однако именно его подвиги наиболее старательно замалчиваются. Все знают о деяниях его сына Владимира, не отмеченного ни воинской доблестью, ни аскезой, тем не менее, он признан святым, и годовщины крещения Руси празднуются с неизменной пышностью, а вот о деяниях Князя-Барса вспоминать не принято.
Кстати, у меня завтра доклад, точнее, обкатка темы, давай я тебе пропуск черкану.
Глеб пожал плечами и пошел за Колодяжным по звучно-пустым залам.
Они спустились в музейный подвал по узкой лестнице. В маленьком подвальном помещении Колодяжный зажег свет.
На полках выстроились черепа, каждый со своей биркой и номером. Отдельно в большом ящике-саркофаге лежали разрозненные кости.
– Посмотрите, какая красавица! – Колодяжный снял с полки тонкокостный бело-оливковый череп. – Когда держишь в руках череп красивой женщины, в пальцах начинает покалывать. – Он бережно вернул череп на место и обернулся к Глебу.
– Вот так вся жизнь прошла от сезона к сезону. Вот только эти молчаливые друзья и остались.
Дверь скрипнула, в темный кабинет заглянул щуплый очкарик, похожий на внезапно состарившегося подростка, тот самый, что «воевал» у костра.
– Что, Костенька, забыл что-нибудь? – ласково окликнул его Колодяжный.
– Экран надо взять. Тот, что в зале, кто-то прожег зажигалкой.
Архивный юноша встал на стул и близоруко зашарил на полках. Наконец нашел длинный металлический тубус и ушел.
– Ученик мой, последователь школы Герасимова. Восстанавливает облик по черепным костям. Не беда, что подслеповат – у него руки зрячие! – похвалил Костю Колодяжный и решительно черкнул в пропуске. – Завтра в десять. Обязательно приходите, Соколов.
Свиток седьмой
Два барса
Кровь текла в моих жилах, текла издалека,
Холодела в предчувствии злого урока,
Закипала она, когда Русь унижали,
Застывала она на восточном кинжале.
М. Струкова
Лето 6466 от Сотворения мира (958 год)
Всякому знамению на небе и на земле положен предел. Угасают на небе блудные светочи, поселив в сердцах людей тревожное предчувствие беды. И затмения солнца в свой черед уходят в прошлое.
После сечи жестокой выжил Радим. В жарком бреду выкликал он Пребрану все ему чудился бой и кривая хазарская сабля над девичьей шеей. Олисей неотлучно был рядом, корпию к ранам прикладывал, травы менял на ожогах, пить подносил и с любовью выходил друга.
Шла к перелому зима, когда встал на нетвердых ногах и, опираясь на братскую руку, сделал шаг воин-тень. И доподлинно был он похож на Навья,
[10] что скитается рядом с жилищем в лихую полночь.
Едва окрепнув, добрел Радим до Велесова капища. Долго просил он Богов указать путь до Пребраны, но кумиры хранили молчание, и в деревянных глазницах намерзла слеза.
По весне Радим и Олисей ушли в Киев. Пестрым и шумным показался друзьям этот город после сурового севера. На площадях и пристанях с утра до ночи кипел торг, и гул стоял от иноземной речи. На Княжьем подворье скликали повольников.
– Что умеешь? – спросил воевода Свенельд у Радима.
– Тень в огне не горит и в воде не тонет, – отвечал Радим.
Поиграл Радим двумя мечами сразу, сверкающим коловратом заходили мечи, разящим полумесяцем. Три года был Радим в обучении у лесного старца в Белозерских лесах. Ему одному из всей молоди открыл старец свою науку. В воинском раже задел Радим мечом тонкоствольную вилавую березу. Побежал по коре сок, точно девичьи слезы, и вновь, как живая, встала рядом Пребрана. Окликнул Олисей замешкавшегося друга, стряхнул Радим оторопь, и вновь заиграл в руках стальной коловрат.
В Перунов день на крутом берегу Днепра заклинали старцы мечи на пламени костра и окунали «рожденных в огне» в речные струи. На камень, облитый бычьей кровью, возлагали дружинники кинжалы и короткие копья-сулицы, но отказался Олисей подойти к волховскому камню. Тогда Радим дал за него обет перед Перуном, и если нарушит Олисей этот ряд, тогда он, Радим-Кречет, ответит за него головой. И был меч для Радима так же свят, как для Олисея свят крест.
