Продавцы захохотали. Пребрана обвела стынущим взором площадь.
– Я даю тысячу сиклей, – крикнул всадник на белом верблюде, завернутый до глаз в полосатый бурнус.
– Отступись, эта рабыня достанется мне, я первым начал торг. Тысячу сто! – закричал задетый за живое рыжебородый.
– Две тысячи.
Покупатель на белом верблюде откинул бурнус, и продавцы испуганно смолкли, узнав в нем пророка Тоху-Боху, старейшину рахданитов и тайного соправителя малика Иосифа.
Тоху-Боху бросил продавцу тяжелый юфтевый кошель. Продавец поймал его на лету, поцеловал и прижал к сердцу. Пророк щелкнул пальцами. Отрок склонился к ногам Пребраны, у ее щиколоток сверкнуло лезвие, и веревки упали. Четверо рабов опустили перед нею шелковый палантин.
Во внутреннем дворике поместья Тоху-Боху молчаливые рабыни омыли ее тело и волосы теплой душистой водой, принесли одежды из розового шелка и, обмахивая опахалами из перьев, уложили в прохладной комнате внутри дома.
Пребрана проснулась глубокой ночью от скрипа пера. Она была не одна. За столом сидел древний старик. При свете масляной лампы он что-то писал на толстом пергаменте. Старик обернулся на легкий шорох и отложил перо.
– Ты можешь спрашивать, женщина. Я хорошо знаю язык твоих родичей.
– Кто ты? – спросила Пребрана. – Ты здешний правитель?
– О, нет! – попробовал улыбнуться Тоху-Боху. – Я всего лишь торговец благовониями.
Пребрана села на ложе, осмотрелась, и вдохнув поглубже, невольно зажала нос. Богато убранная комната была чисто выметена, но от ковров и шелковых завес шел ядовитый запах сточной канавы.
– Твои благовония прокисли!
– Ты права, этот дух неистребим, как запах Ифрита, вонючего демона Кедара. Он преследует меня от рождения.
Тоху-Боху отложил перо и сел рядом с Золотовлосой:
– Я родился на границе нубийской пустыни, среди красных песков, в двух днях пути от оазиса Патима. Мое прозвище Тоху-Боху, взято из Торы, оно означает «безвидную пустоту», это образ гибельной пустыни.
– Твое имя не сулит счастья, – заметила Пребрана.
– Ты права, чужеземка. Во всем стане не нашлось воды, чтобы обмыть младенца после родов. Тогда меня обмыли верблюжьей мочой. Великий и Неизреченный пожалел для меня даже воды и не дал ничего из того, что щедро и безмерно отпустил другим людям. Но взамен он дал мне нечто бесценное: мудрость, печальную мудрость красных песков. В ту ночь над пустыней взошла красная звезда. Она хорошо известна караванщикам, ее называют Гамарра Кион. Она появляется в образе прекрасной женщины со знаком царской власти на поясе. Она восседает на белом верблюде и рассказывает обо всех событиях прошлого и будущего и учит добывать скрытые сокровища. Одно из этих сокровищ – ты!
– Почему ты так решил?
– На твоей шее была золотая княжья печать. Посмотри, я сберег ее для тебя…
Тоху-Боху вынул из-за пазухи гривну и протянул Пребране. Ее лицо вспыхнуло радостью. Исхудавшая и измученная, эта женщина вновь стала опасной и всепобеждающей.
– Всякая плоть – трава! Вся красота, как цветок полевой! – пробормотал потрясенный Тоху-Боху. – Ты, должно быть, дочь Лилит, и тебе дано пожирать мужские сердца?!
Пророк никогда никого не любил, и его жизнь одинокого аскета уже подошла к концу, но эта пленница тронула его сердце, как мысль Единого и Неизреченного, облеченная в женскую плоть. В эту секунду ему открылось тайное: в теле язычницы сияла великая душа, прекрасная и крылатая.
Он осторожно положил ладонь на ее живот:
– О, Дитя, я слышу биение твоего сердца, – прошептал он, закрыв, свои пугающие глаза. – Отныне и до самого рождения младенца ты, женщина, не будешь касаться земли! Этим ты сохранишь жизнь себе и своему ребенку.
С той ночи ноги Пребраны не касались земли. По приказу Тоху-Боху рабы носили ее в шелковом паланкине, а для недолгих прогулок по саду ей надевали глухие сандалии. Однажды сандалия упала с ее ноги, и присматривающий за ней евнух подставил под ее стопу ладони, и переставлял их до тех пор, пока она не дошла до дверей дома.
Пребрана разрешилась от бремени в пятый день месяца Нисана, когда хазарские иудеи готовились к празднику Песах. Едва ребенок обсох, Тоху-Боху произвел над ним гадание. Он протянул ребенку стрелу с кованым наконечником и золотую монету. Ребенок потянулся к стреле.
Несколько дней Тоху-Боху провел в вычислениях и чтении длинных кожаных свитков, составляя гороскоп на новорожденного и спрашивая о нем у духов Пустыни. И едва новое пророчество было готово, в тайной комнате спешно собрался совет из двенадцати Избранных.
Прежде чем начать речь, Тоху-Боху сделал ритуальный жест омовения рук и лица:
– Братья мои, наш голос услышан! В моих покоях живет женщина, прекрасная как заря, с губами, как спелые гранаты, с волосами цвета летнего солнца. В ее жилах течет кровь северных царей. Недавно у нее родился сын. Его кровь сделает неуязвимым наши стены.
– О, мудрейший, ты бросишь его в глину? – с радостью воскликнул Южный Ветер из страны Шем.
– Нет! Об этом не может быть и речи, – внезапно рассердился Тоху-Боху. – Я воспитаю его, как сына. Он получит обрезание, узнает Писание и Закон, и великий свет прольется в его очи и сердце. Ему предопределено стать великим воином, защитником Хазарана! От плеч он будет выше всего народа нашего!
Избранные долго молчали и зашумели враз, точно встревоженные гуси:
– Тоху-Боху сошел с ума! Он хочет усыновить сына грязной варварки, язычницы!
– Разве не ты говорил нам о законе сочетания крови? О том, что гои – вместилища демонов и даже животные лучше их!
– Пора искать другого пророка!
– Отдай нам женщину и ребенка, если хочешь сохранить свое место Пророка!
– Успокойтесь, братья, – мягко увещевал их Тоху-Боху. – Мне известно то, что неизвестно никому из вас. Я запретил ей касаться земли до рождения ребенка. Так я задержал время родов на несколько дней. Этим я изменил судьбу ребенка. Он родился после праздника Исхода и не подойдет для наших прежних целей.
Если беременная не касалась земли, то душа ребенка забывает пути предков. Он больше не опасен нам!
Но напуганные купцы были непреклонны. Напрасно Тоху-Боху уговаривал своих соплеменников отказаться от бесполезной жертвы.
В полночь, накануне праздника Исхода кровавая дань была вложена в бурую глину Итиля.
Глава 14
Полынья
На медведя идешь – ружье готовь, на кабана идешь – готовь гроб.
Охотничья пословица
На рассвете охотников разбудил встревоженный тенорок Мамоныча.
– Беда, товарищи, вставайте, беда!
– Тамбовский волк тебе товарищ. Что случилось-то? – приподнялся с лежанки Блатарь.
