Енка остановилась у зеркала, поправила волосы:
– Знаешь, рано или поздно ты меня увидел бы такой, ну, это не страшно, главное, чтобы Ник меня такой не видел, – повернулась к ошарашенному Леньке и, приложив пальчик к губам прошептала: – Ты ведь не скажешь ему, да? Не выдашь мою тайну?
Ленька покачал головой, он совершенно разучился говорить.
– Я редко такой бываю. – Енка уже сметала пыль с мебели. – Надо иногда отдыхать от всего этого, – повертела кистью перед лицом.
Леня следил за ней взглядом, в горле пересохло. Кожа медового оттенка, медные локоны, веснушки – все это так не вязалось с той неоновой Енкой.
– Зачем… – прошептал он едва слышно.
– М-м-м? – Енка оглянулась. – Ой, ты наверно… я тебя напугала? Конечно, такое пугало огородное! Я сейчас тебе сока принесу, будешь яблочный?
– Какое же пугало?! – полушепотом возразил Леня. – Ты самая красивая…
– А-а, скажешь тоже! – отмахнулась Енка и упорхнула в кухню. Вернулась с полным стаканом яблочного сока:
– Держи-ка.
Ленька выпил его залпом, поставил стакан на столик, глубоко вдохнул, выдохнул, потом еще вдохнул…
Енка уже сметала пыль с полки, где стояли мягкие игрушки.
– Слушай, – начал он, – зачем тебе этот маскарад? Зачем ты выдаешь себя за кого-то, ты ведь сама по себе… мы с тобой давно знакомы… но раньше я не замечал… я… ты… ты очень красивая… и тогда, да, и тогда, и сейчас, да…
– Смотри, вот он!
– А?
– Ну, тот зайчик, которого Ник выиграл в тире и тебе подарил, а ты мне его отдал. Я думала, он потерялся, а он тут за рамочкой лежит. – Она достала голубого зайчонка и принялась рассматривать.
– Да ты послушай! – тряхнул шевелюрой Ленька.
Енка воззрилась на него, продолжая ощупывать тонкими пальчиками зайца.
– Твой Ник… короче, я… да, я… я давно хочу тебе сказать, странно, что ты этого не видишь… я… – Он напрягся, будто готовился нырнуть в прорубь. – Я…
– Я люблю тебя! Хи-хи-хи! Я люблю тебя! Хи-хи-хи! Я люблю тебя! Хи-хи-хи! – выдал заяц в руках Енки, та покраснела, виновато улыбнулась и прошептала: «Тут кнопочка».
Леню кидало то в жар то в холод, он молча смотрел на пресловутого голубого зайца и думал, как выйти из щекотливого положения. Енка теребила этого самого зайца за уши и тоже молчала.
– Вот и поговорили, – буркнул наконец Леня и направился к двери.
Енка швырнула зайчонка на полку и ринулась за ним:
– Ленич, Лень!
– Конечно, ты ведь ему в рот заглядываешь, – ворчал тот, застегивая куртку, – боготворишь его, аж бесит! Какой он друг! Играете с ним в дружбу сю-сю, му-сю, тьфу! И я туда же, дурак! Все кривляки! Хватит, надоело! – Он бросил возиться с замком, который никак не поддавался, и принялся завязывать шнурки на ботинках.
– Ленич… – Енка наблюдала за ним. – Ты что? Ты что – ревнуешь? Значит, это правда…
Ленька резко выпрямился:
– Дошло наконец! Только знаешь, теперь мне пофиг, люби кого хочешь, хоть черта лысого, хоть Ника-шпика! – Он взялся за ручку двери. – Все!
Дверь захлопнулась.
Енка улыбнулась своему отражению в зеркале.
– Хм, самая красивая, – подмигнула и, напевая свою любимую песенку, продолжила уборку.
XXVI
Вася вставила ключ в замочную скважину, прислушалась – тишина. Так и должно быть. Она не удивилась бы, если бы вся неделя, проведенная с Мишкой, оказалась сном.
В квартире было темно и… пусто. Пусто. Хотя… Она почувствовала запах одеколона – это он сегодня собирался на собеседование. На этот раз ему должно повезти. Впрочем, как и ей повезло бы, если бы не «бы».
Вася вздохнула, стянула сапоги, пальто и, не включая свет, прошла в комнату. Сумерки мягко обволакивали город. Она прислонилась лбом к оконной раме, закрыла глаза – хорошо…
Пахнуло розами. Оглянулась: на журнальном столике стоял огромный букет! И как она прошла мимо! Подошла ближе – действительно, розы! А это что? Футлярчик размером с грецкий орех.
Зажгла свет. Открыла.
– Ах! Колечко!
Кто-то нежно коснулся ее плеча. Оглянулась.
– А! Мишаня!
Мишка улыбался во весь рот. Она показала ему колечко, которое уже блестело на ее пальчике.
– Значит, ты согласна? – он притянул ее к себе.
– Что? – Вася удивленно приподняла бровь.
– Ну… – Мишка почувствовал, что краснеет. – Ты выйдешь за меня, да?
– Посмотри, где кольцо?
– На пальце.
– Значит…
– Значит?
– Значит – да! – воскликнула Вася, чмокнула его в щеку и засмеялась, разрумянившись.
– Только вот, – Мишка потупился, – нам придется уехать из города.
– Да? А почему?
– Так надо.
– Ну и ладно, значит, мы можем выбрать любой город! Где бы ты хотел жить?
– Мне все равно, главное с тобой.
– Ах ты, скромняга! – Она поцеловала его в губы, он крепче прижал ее к себе.
Что-то завибрировало в ее сумке и пронзительно запиликало.
– Телефон. – Вася нехотя освободилась от объятий, рванула молнию, достала сотовый. – Незнакомый номер, наверно, по поводу работы. Алло.
– Слушай, я тут подумала, – замурлыкал голос в трубке.
– Анютка!
– М-м, узнала, – усмехнулась блондинка в трубку. – Так вот, я подумала, ты сохрани мой номер, так, на всякий случай. Кто знает, сколько он продержится, а я тебя всегда буду любить.
– Знаешь, я думала, мы все с тобой решили. Кстати, я выхожу замуж и мы уезжаем.
– Далеко?
– Не знаю. Наверное, далеко.
– Надолго?
– Не знаю. Может быть, навсегда.
– Значит, так.
– Да, так.
Короткие гудки.
– Ну что? – Мишка уже накрывал на стол.
– Да так, ерунда. – Вася швырнула телефон в сумку.
– Будем ужинать?
– Давай! – Вася одним прыжком оказалась около Мишки и крепко прижалась к его груди.
XXVII
Леня стоял, прижавшись спиной к шершавому стволу березы, наблюдая, как медленно синел воздух – вечер вступал в свои права. Здесь, в старом сквере, не было фонарей, поэтому потяжелевший воздух мягко ложился на плечи, обдавал лицо влажным дыханием. А еще были видны звезды, и не одна-две, а целые созвездия, хотя из всех созвездий Леня мог различить только Большую Медведицу. И сегодня она была там, большая, сияла себе спокойно, радовала глаз. А ведь не так давно она радовала не только его, но и Енку – они частенько гуляли тут по вечерам вместе.
