Он остался сидеть на кровати, она отошла к окну и встала к Дмитрию спиной.
– Все эти дни я была с ним, – начала она, медленно выговаривая каждое слово. – Я была счастлива, и он тоже… Мы были близки, понимаешь? Близки, как мужчина и женщина…
Червяк глядел на ее тонкий силуэт в проеме окна, залитого золотыми лучами солнца, и молчал.
– Слышал бы ты, как он клялся мне в любви! Как изысканно! – Она болезненно усмехнулась. – Сколько он дал обещаний, клятв… Финал слишком банален – он исчез, а я по-прежнему его люблю. Все равно люблю!
Она отвернулась от окна и теперь стояла лицом к Дмитрию, но как он ни старался, ему не удалось из-за солнца разглядеть выражение ее лица. Вдруг она вся подалась вперед и упала прямо у его ног, как за спасительный берег схватилась она за его колени и подняла свое бледное лицо с сухими полными жара глазами.
– Ты же знаешь, ты мне поможешь, – шептала она как безумная. – Помоги мне! Спаси меня!
Он взял в свои ладони ее лицо и, глядя с нежностью в ее глаза, твердо сказал:
– Ничего не бойся – я с тобой.
Он помог ей подняться и посадил рядом с собой на кровать. Она упала ему на грудь и зарыдала, вздрагивая всем телом.
– Все будет хорошо… – повторял он, перебирая ее огненные волосы.
* * *
Они шли по безлюдной аллее, которая тянулась вдоль церкви. Снег падал крупными хлопьями на землю, на людей, и все вокруг казалось мягким и пушистым. Лена смотрела себе под ноги, изучая следы, оставленные на весеннем снегу, глубокие и не очень, узкие и широкие – следы, которые остались в памяти снега. Червяк рассматривал золотые купола церкви, увенчанные резными крестами. Так, молча, они вышли на площадь. На том краю площади, который примыкал к дороге, стояла машина. От нее двигалась группа людей, состоящая в основном из мужчин, среди них особенно выделялся высокий брюнет. Он шел впереди в сопровождении симпатичной девушки. За ним двигалась группа головорезов, что-то бурно обсуждающих и громко гогочущих. Говорил и смеялся и высокий брюнет, девушка же молча улыбалась, сверкая своими ядовитыми глазами.
Лена крепко сжала руку Червяка и остановилась – она узнала этот голос, она бы его ни с кем не спутала. Это он пел ей так нежно когда-то о любви, а теперь поет для другой!
Червяк тоже остановился, он был удивлен – он узнал в девушке Олесю.
Меж тем группа приближалась к ним.
– Владимир! – вдруг выкрикнула Лена, выходя из оцепенения. – Любимый!
Она бросилась к высокому брюнету и остановилась перед ним, заставив и его остановиться. Черные глаза ее снова влажно блестели, губы и щеки пылали. Боварский не мог скрыть восхищения, глядя на нее.
– Нам нужно поговорить, – произнесла она тихо, но твердо.
– Простите, но я вас не знаю. – С вежливой улыбкой Боварский отстранил Лену и попытался шагнуть вперед.
– Как? – она вцепилась в его руку, удерживая его. – Это неправда!
– Что это, Вова? – спросила до сих пор хранящая молчание Олеся, надменно выдвинув подбородок.
– Да так, – поспешил успокоить ее Боварский, – навязчивая поклонница – совсем разум потеряла от любви!
Он зло посмотрел на Лену и, усмехнувшись, оттолкнул девушку, освободив руку. Парни заржали как лошади, Олеся хихикнула, и процессия двинулась было дальше, но на пути ее возник Червяк. Он неожиданно подскочил к Боварскому, и тут же раздался громкий шлепок. Удар был такой сильный, что заставил актера откинуть голову назад. Все произошло мгновенно. Червяк увидел перед собой малиновое от гнева и стыда лицо Боварского. Ядовитые глаза Олеси и ее злую улыбку. Потом на него накинулись головорезы. Двое крепко держали за руки, остальные наносили удары один за другим, Боварский не пытался их остановить. Потасовка на площади вызвала интерес патруля. Головорезы это заметили – у одного из них что-то блеснуло в руках и со словами «Чтоб неповадно было!» он ударил Червяка в бок. После чего вся группа бросилась к машине и скрылась.
Червяк лежал, скорчившись на плитах площади, зажимая рану рукой, сквозь пальцы сочилась кровь. Вокруг него громко причитая, бегала Лена.
Глава III. Саня
* * *
Опять пришла Мариша. Сане эти визиты казались чем-то обыденным, не приносящим ничего нового и интересного, как все то, что происходит каждый день, то, к чему привыкаешь.
– Единственный приличный мужчина и тот сбежал из нашей «дыры»! – с жеманством возмущалась Мариша.
– Ты о ком это? – спросила Аннушка, догадываясь.
– Как о ком? О том учителе с ледяным сердцем, о Червяке! – и понизив голос, подмигнула Аннушке. – Хотя, я слышала, не такое уж у него и ледяное сердце, а?..
Аннушка сделала суровое лицо и метнула в подругу молнию. Мариша сразу затихла.
Саня мыла посуду, но плеск воды не смог заглушить последних слов Мариши, ей стало обидно – не проходило и дня, чтоб Мариша вскользь не упомянула о Червяке. Ей нравилось следить за реакцией Сани, но реакция была раньше, теперь Саня старалась не подавать виду. А на душе было неспокойно. Она не хотела признаваться даже себе в том, что ждала от него письма, хотя бы две строчки. Ей даже снился этот заветный конверт с его адресом. И она, всякий раз подходя к калитке дома, с выжиданием смотрела на почтовый ящик, но глазок откровенно выдавал его пустоту – письма не было.
В один прекрасный день Мариша принесла газету, небрежно бросила ее на стол и ушла, увлеченная разговором с Аннушкой. Саня хотела убрать газету – пора было собирать ужин на стол. Взяла и застыла, прочитав знакомую фамилию, а под ней несколько столбиков стихотворений. Она стояла, жадно впитывая в себя каждое слово, улавливая нежную и теплую музыку его стихов. Ей казалось, что он пишет для нее, что каждое стихотворение пропитано любовью к ней. Как она была счастлива в этот момент, ей казалось, что вот он, здесь, рядом, как раньше!!!
– О, стоит, а мы уже ужинать идем!
Она оглянулась – мать и Мариша стояли на пороге кухни. Мариша заметила газету у нее в руках и хитро улыбнулась. Сане удалось оставить эту газету у себя, и каждый вечер она перечитывала его стихи, вновь прислушиваясь к таинственной музыке, которая была спрятана между строк и звучала только для нее.
Так прошла зима, а весной стало еще тоскливее – она поняла, что не все еще достигнуто, что на самом деле у нее была когда-то мечта, которую она легко могла бы осуществить, если бы захотела. У нее был поставленный красивый голос и музыкальное образование, хоть и на уровне училища, но все-таки. И вот со всем этим «багажом» она работает в детском саду учителем музыки. Петь вместе с детьми всегда доставляло ей большое удовольствие, но все же хотелось чего-то большего. Она часто оставалась допоздна на работе – разбирала романсы, арии, и тогда время останавливалось для нее, тогда она попадала в другой мир, состоящий из изящных звуков и чистых голосов.
