Испанский посол Франсиско де Рохас взамен на внушительную сумму согласился выделить военное сопровождение и охранное свидетельство для защиты конвоя, который будет возглавлять Педро. Этим сопровождением стали солдаты, нанятые им по обыкновению в войсках Цезаря, – именно они должны были довести конвой до Неаполя. Там они присоединятся к Великому Капитану в Гаэте, опередив прибытие основных сил французского войска.
Жоан также получил охранное свидетельство от Ватикана, которое ему выправил Микель Корелья. Он вручил его скрепя сердце, только лишь в силу связывавшей их дружбы, хотя и был очень недоволен постоянным дезертирством солдат, которые, как и те, что должны были сопровождать караван, собирались сражаться в рядах войска Великого Капитана. Он прекрасно знал, что речь шла о наемниках, которые в любой момент имели право покинуть войско, и, несмотря на свое к ним отношение, дон Микелетто выплачивал им солдатское жалованье до последнего дня службы. Таков был стиль Цезаря Борджиа.
– Крысы первыми бегут с тонущего корабля, – пробормотал капитан, когда вручал Жоану документ. – Но мы, каталонцы, еще не сказали своего последнего слова.
– Я остаюсь, – ответил Жоан. – Я всего лишь хочу, чтобы моя семья находилась вне опасности.
Микель смотрел на него несколько мгновений, а потом сказал:
– Спасибо, Жоан. – И обнял его. Выражение его лица смягчилось, и он добавил, понизив голос: – Так если ты решил остаться, я попрошу тебя о помощи. Возможно, тебе придется сделать нечто очень важное для человека, который пользуется моим полным доверием.
– Надеюсь, что речь не идет об убийстве кого бы то ни было.
– Нет. Только если дело пойдет совсем уж плохо.
– Это приказ? – Жоан вспомнил об упреках Анны.
– Нет. – Взгляд Микеля был открытым. – Это просьба, с которой я обращаюсь к другу.
– Я в вашем распоряжении, – ответил Жоан. И, выдержав паузу, спросил: – А ваша семья уже в безопасном месте?
– Какая семья?
– Ваша супруга.
– У меня уже нет супруги. – В голосе Микеля слышалась ярость. – После одиннадцати лет, на протяжении которых ее семья вовсю использовала преимущества, которые давал ей наш брак, эти крысы перебежали на другую сторону, как только почувствовали опасность. И она ушла вместе с ними.
– Мне очень жаль, Микель.
– Моя семья – это Борджиа, – продолжал дон Микелетто, и книготорговцу показалось, что слезы вот-вот готовы выступить у него на глазах. – Для них я не бастард, каковым был в доме моего отца, графа Кочентайна. Папа – мой истинный отец, а Цезарь – мой брат, как и все остальные каталонцы. У тебя есть семья, и ты абсолютно прав, думая об их безопасности, а если дела пойдут совсем уж плохо, ты присоединишься к ним. Мне же некуда идти. У меня есть только они, и я буду с ними до самой смерти.
– Конвой выступит завтра на рассвете, – сказал Жоан тем вечером своей супруге. – Я прошу вас присоединиться к ним.
– Пожалуйста, поезжайте с нами, – умоляла Анна.
Жоан посмотрел на нее с нежностью: у него сердце разрывалось при мысли, что он должен расстаться с женой и детьми. В нем еще была жива память о том, как он страдал, не получая от нее известий во время их прошлого расставания. Однако после утреннего разговора с Микелем Корельей он вдруг четко понял, что хранил несколько странную верность – ему, Папе и его каталонцам. Он не обманывал себя, ему хорошо были известны методы, которые применяли валенсиец и Цезарь, его господин. Жоан прекрасно знал, что они далеки от святости, но не мог избежать главного – ощущения причастности к клану. Он был одним из них. И все еще чувствовал себя в долгу перед Микелем, который сделал реальностью его радужные мечты о собственной книжной лавке и благодаря которому он счастливо прожил все эти годы.
– Мне очень жаль, Анна, но я остаюсь.
– Вы всегда подчинялись его приказам! – воскликнула она в отчаянии. – Да скажите же ему наконец ваше «нет», докажите, что вы свободный человек.
– Нет, я остаюсь не потому, что подчиняюсь его приказам. Я остаюсь из‑за моей книжной лавки, как я вам уже говорил, а также из‑за верности клану. И из‑за дружеских чувств. Мы, человеческие существа, иногда принимаем смерть из‑за вещей, которые называются достоинством. Это мой свободный выбор. Если я сбегу сейчас, то не смогу смотреть на себя в зеркало без стыда. Я никогда бы не покинул вас, если бы вы находились в опасности. И я никогда не покину друга, но при этом всегда постараюсь предварительно убедиться в том, что моя семья вне опасности.
Анна знала, что не сможет переубедить своего супруга и что ее настойчивость приведет к ненужной ссоре. Она совсем не хотела, чтобы их расставание превратилось в поток замечаний и упреков. Возможно, эти мгновения станут последними в их совместной жизни, и у нее не было желания тратить их впустую. Она больше ничего не сказала и, выдавив из себя улыбку, обняла его. Анна почувствовала, как тело Жоана искало в ней убежища и как одновременно его отпускало напряжение. Анна сказала мужу, как сильно любит его, и после того, как они с трудом оторвались друг от друга, пошла помогать Эулалии и Марии собирать вещи, которые они должны были взять с собой в Неаполь.
В ночь на 16 августа в лавке спали лишь дети, и все было готово к моменту выхода каравана на рассвете следующего дня. Анна была безумно занята, упаковывая вещи, и у нее практически не оставалось времени, чтобы поговорить с Жоаном, хотя, когда они сталкивались, она улыбалась ему и всячески показывала свою любовь и нежность. Жоан с жаром возвращал ей эти знаки внимания.
– Берегите себя, во имя наших детей и меня, – попросила она его с глазами, полными слез, когда они обнялись на прощание.
Караван выступил вовремя, не дожидаясь опоздавших, которые должны были нагнать их по дороге, поскольку путь ожидался тяжелейший. Они хотели пройти двадцать миль за первый день – это было вполне реально, поскольку дни все еще были длинными, и, останавливаясь для коротких передышек, путники могли двигаться вперед вплоть до захода солнца.
Той ночью Жоан почувствовал себя в собственном доме страшно одиноким. Дом, который до этого был полон жизни, опустел и затих. Он с трудом смог смежить веки, ибо постоянно думал о том, как там его близкие, и о том, что ему самому готовит судьба в Риме. Только в одном Жоан был уверен: он должен бороться, и не только за книжную лавку, но и – главное – за свою жизнь.
89
Кровопускания, которые делали Александру VI и которые поначалу помогали ему, перестали оказывать положительный эффект; жар поднялся до тревожных отметок, впрочем вскоре снизившись. Тем временем домыслы и слухи распространялись по Риму с еще большей скоростью, чем раньше. Черный пес продолжал кружить вокруг Папы, а пожилая женщина, которая с самого начала болезни Папы не отходила от стен Ватикана и молилась за понтифика, прекратила свое бдение и ушла домой. Когда ее спросили, почему она так поступила, та ответила, что надежд на выздоровление Александра VI уже не осталось.
