Ночью 17‑го числа Папа не смог произнести и слова, и утром 18‑го один из епископов в присутствии пяти кардиналов отслужил мессу в покоях понтифика и причастил его. По завершении службы кардиналы бегом бросились по своим дворцам, чтобы укрыться там: они боялись заражения, а также насилия, которое вот-вот должно было быть развязано.
– Солдаты ватиканской гвардии ждут вас в лавке, – сообщил Паоло.
Жоан поднял голову от книги, которую читал. Чтение было его единственной отрадой с момента отъезда семьи, в которое он погружался, когда, как и сейчас, в книжной лавке не было посетителей.
– Спасибо, Паоло, – ответил он, аккуратно поставив книгу на полку в маленьком салоне, где находился.
Двое солдат в одеянии желто-красных цветов ожидали его у входа в лавку. Одним из них был Висент, который с искренней радостью поздоровался с ним.
– Микель Корелья просит вас прибыть к нему, – сообщил валенсиец.
Жоан колебался лишь мгновение.
– Я оставляю на вас дом, Паоло, – сказал Жоан, глядя тому прямо в глаза. – Вы сами знаете, что делать в случае нападения. Два предупредительных выстрела в воздух. Следующие – на поражение.
Паоло кивнул. Выражение его лица было суровым, – без всякого сомнения, ему совсем не нравилось то, что он должен будет сделать, но Жоан был уверен, что он готов защищать книжную лавку даже ценой собственной жизни.
Все трое поскакали в сторону Ватикана. Несколько мальчишек выкрикнули оскорбления в их адрес, а один даже осмелился бросить в них камень, но они не остановились. Рим замер в напряженном ожидании. Мост Сант-Анджело был забит ватиканским войском, которое тут же расступилось перед ними. Солдаты провели Жоана в покои понтифика, где он и встретился с Микелем Корельей, который взял его под локоть и отвел в укромное место для разговора.
– Папа агонизирует, – сообщил он. – Когда он умрет, там, снаружи, начнется что-то невообразимое. И Цезарь тоже на пороге смерти. Я позвал тебя по одному делу, о котором говорил раньше, но чтобы совершить это, надо дождаться, когда понтифик скончается.
– Я в вашем распоряжении.
– Пойдем со мной, – продолжил валенсиец. – Медики собираются прибегнуть к крайнему средству в отношении Цезаря.
Когда они вошли в комнату папского сына, то увидели душераздирающую сцену. Бледный как полотно Цезарь, совершенно обнаженный, лежал на кровати; его тело, несмотря на худобу, все еще было мускулистым. Его трясло в горячке. В углу комнаты находился огромный бык, даже больше тех, которых Жоан видел на площади. Это был символ династии Борджиа. Он лежал на боку, рога его были закреплены в деревянном каркасе, не позволявшем ему двигаться, и несколько слуг удерживали его ноги и хвост с помощью веревок. В противоположном углу зала другие слуги наливали в корыто воду и утрамбованный снег из того, что хранился зимой в естественных горных холодильниках для охлаждения напитков летом.
По сигналу Гаспара Торрельи, лейб-медика Цезаря, слуги одновременно дернули за ноги быка. Один из людей подлез под животного и добрался до брюха, острым ножом вспоров его от полового органа до грудины. Бык оглушительно замычал и забил ногами, увлекая за собой слуг, которые по двое удерживали каждую из его ног. На мгновение мясник вынужден был приостановиться, и, когда слугам удалось совладать с животным, он запустил руки вместе с ножом внутрь быка и в потоках хлещущей крови стал вытаскивать его внутренности. Помещение наполнилось отвратительным запахом крови и экскрементов, а когда мясник добрался до сердца быка, животное перестало биться. Тушу быка быстро обмыли, внутренности вынесли, и наполнивший комнату смрад уменьшился. Жоан наконец смог вздохнуть полной грудью. После этого скручиваемое судорогами тело Цезаря поместили внутрь все еще теплой туши быка, буквально обернув его мясом так, что только голова папского сына оставалась снаружи.
– Тело быка, покровителя клана Борджиа, поглотит в себя все дурные выделения, – торжественно произнес врач.
Цезарь находился в туше достаточно длительное время, а потом по знаку медика его вытащили из тела животного и, всего в крови, тут же поместили в ледяную ванну. Цезарь страшно закричал, – казалось, что все оставшиеся у него силы ушли на этот крик, и безжизненно поник.
– Он убил его! – прошептал Жоан в ужасе.
– Лучше бы этого не произошло, – процедил дон Микелетто.
– Свежий горный снег очистит плохую ауру земли, – заявил эскулап, который, хотя и не слышал слов Микеля, в страхе отвел глаза, встретившись с ним взглядом.
Через некоторое время Цезаря вытащили из воды, обсушили и положили в постель, укрыв простыней. Врач коснулся рукой его лба и сообщил:
– Он снова в горячке.
«А как же иначе?» – подумал Жоан.
После этого Жоан вместе с Микелем направился в покои Папы. Наступал вечер, и после вечерни умирающего Папу, который прерывисто дышал, соборовали. Жоану всего лишь пару раз пришлось поговорить с Папой, но личные качества этого человека покорили его, и ему было очень грустно присутствовать при его агонии. Он подумал, что еще больше страдает Микель Корелья, видя, как человек, которого он считал своим отцом, задыхается. Микель смотрел на понтифика с искаженным от боли лицом и влажными от слез глазами. Его правая рука сжимала эфес шпаги. Вскоре Папа Александр VI испустил дух.
Слухи, которые ходили по Риму, удивительным образом приумножились вскоре сразу после его смерти. Рассказывали, будто он вдруг поднялся с ложа и воскликнул: «Да, все правильно, и я иду, я уже иду! Но подождите хоть еще немного…» Это были намеки на его разговор с сатаной, которому он якобы продал душу, чтобы получить папскую тиару, и что теперь тот пришел получить долг за истекшие одиннадцать лет договора. Также шепотом передавали друг другу, будто во время агонии семь дьяволят ворвались в спальню вприпрыжку, и, когда кардинал пытался поймать одного из них, принявшего облик обезьяны, Папа не позволил ему этого сделать, крикнув: «Отпустите его! Отпустите его!»
Но Жоан только и видел, как обрюзгший человек с раздутыми губами вздохнул в последний раз. Только у Джоффре Борджиа, стоявшего на коленях у края постели, вырвалось рыдание. Кардиналы продолжали молиться вслух, созерцая умершего и высчитывая свои дальнейшие действия. Однако первым пришел в себя дон Микелетто и опередил всех, приказав своим войскам перекрыть все входы и выходы из Ватикана и занять все лестницы и подходы во избежание любых перемещений. Этот приказ касался и кардиналов, которые оказались запертыми в одной комнате с трупом. Микель покинул комнату, чтобы вернуться вместе с Висентом и еще несколькими людьми, которым полностью доверял. Прелаты, начавшие было жаркую дискуссию, замолчали при виде его, посмотрели со страхом и отступили на несколько шагов к стене, в то время как валенсиец, сопровождаемый Жоаном и прочими, угрожающе наступал на них.
Дон Микелетто направился к кардиналу Казанове, который, занимая пост камерлинга, воплощал собою церковную власть с момента смерти Папы до выборов его преемника, и протянул руку.
