– Огонь! – крикнул Жоан.
И снизу послышались выстрелы из аркебуз. Защитники лавки стреляли не вслепую. Паоло и его люди, ожидавшие приказа с заряженными аркебузами, постарались выделить главарей, и именно в их сторону были направлены выстрелы. Жоан выглянул и увидел, что пять человек, стоявших рядом с повозками, упали, тем самым вызвав замешательство у тех, кто находился рядом. Воинственные крики и бой барабанов прекратились, сменившись стонами.
– Идите себе с Богом! – крикнул Жоан. – Если вы сделаете это сейчас, больше никто не будет убит.
– Можете забрать раненых! – добавил Паоло.
Первыми побежали любопытные, приставшие к войску случайно, затем – наименее решительные, а потом и все остальные, прихватив с собой подстреленных. Улица опустела. На ней осталась лишь догоравшая повозка.
В лавке подсчитали потери: было всего двое раненых, к счастью легко, и одним из них оказался Педро. Стрела из арбалета попала ему в плечо, пробила одну из металлических пластин его нагрудника и только на полтора пальца вонзилась в тело. Педро повезло: стрелу легко извлекли.
– Что будет, если в следующий раз они придут с артиллерией? – спросил Педро.
– Не думаю, что они это сделают, – ответил Жоан спокойно. – На улице недостаточно пространства для маневра. Орудия в этом случае будут небольшими, и я уничтожу их с помощью своего фальконета раньше, чем они смогут ими воспользоваться.
Когда пламя горящей повозки стало затихать, Жоан приказал разобрать баррикады и вернуться к обычным делам. Однако все было не так, как раньше. Лавка пустовала, уже несколько дней никто не заходил в нее, царившая обстановка была тревожной.
– Сколько еще времени вы думаете держать оборону? – спросил Педро Жоана.
– До тех пор, пока Цезарь снова не возьмет власть в свои руки.
– Возможно, этого не произойдет никогда, – предостерег Жоана зять.
В ту ночь Жоан не смог заснуть, задаваясь вопросом, смог бы он утешить свою сестру, если бы рана Педро оказалась смертельной.
Через несколько дней дон Микелетто и его войска вступили в Рим, освободили Цезаря и снова взяли в свои руки контроль над Ватиканом и большей частью города.
На следующий день Жоан записал в своем дневнике: «Сегодня, 18 октября, новый Папа умер, не пробыв понтификом и месяца. Надо все начинать заново. Хотя и более ослабленными, чем раньше».
92
Эти октябрьские дни в Неаполе были ясными и спокойными – настоящий подарок природы, когда бухта предстала во всей своей красе. Анне очень нравилось приходить на причал у замка Кастель Нуово, откуда войска Великого Капитана несколько месяцев назад выбили французов, и идти пешком до самого его конца, созерцая ярко-синее море и очертания окружающих его гор, среди которых выделялся Везувий на востоке и возвышенности острова Капри на юге. Иногда она выходила на прогулку с семьей, а иногда со своей подругой Санчей Арагонской, которая нашла ее сразу же, как только появилась в Неаполе. Обе женщины с радостью обнялись, как сестры, не видевшиеся долгое время. У княгини оставались ее владения в Сквиллаче, и она наслаждалась жизнью вдали от Борджиа, пользуясь своей свободой, как и обычно.
Анне очень нравилось смотреть на горизонт и погружаться в свои мысли, в которых чаще всего присутствовал Жоан. Она любила этого упрямого человека, упорно цеплявшегося за свою мечту – книжную лавку в Риме. Она была счастлива рядом с ним, несмотря на его постоянные отлучки, вызванные нелепыми обязательствами. Как же она боялась за его жизнь! Каждый раз при мысли, что она, возможно, никогда больше не увидит его, Анну охватывал страх. Она знала, что присутствие ее мужа в Риме объяснялось не только необходимостью сохранить книжную лавку, но и его необъяснимой верностью Микелю Корелье и Цезарю Борджиа. Она считала, что любые обязательства, связывавшие его когда-то с этими людьми, были с лихвой выполнены Жоаном, что он отслужил сполна, и от всей души желала, чтобы власти каталонцев раз и навсегда пришел конец. Анна мечтала о том, чтобы Жоан был рядом с ней, с их детьми; книжная лавка в Риме уже не имела никакого значения, она осталась в прошлом, а ей хотелось смотреть в будущее. Будущее вместе с Жоаном.
Анна с нетерпением ждала писем от своего супруга и часто задавалась вопросом, что она может сказать или сделать, чтобы он наконец вернулся к ней.
«Оставьте лавку, Жоан, – писала она ему. – Приезжайте к нам в Неаполь, Вы нам нужны. Ваша жизнь подвергается опасности в Риме. Иннико д’Авалос и Антонелло настаивают на том, чтобы я убедила Вас, а мое сердце говорит, что так будет лучше для Вас и для Вашей семьи. Мы – Вы и я – всегда жили общими мечтами, у нас всегда были общие желания и устремления. И мои глаза наполняются слезами, когда я говорю Вам, что сейчас все уже не так. Забудьте о книжной лавке, мы откроем новую в другом месте; Вы должны быть со своей семьей. Это моя истинная мечта. Если французы одержат верх над Великим Капитаном, они войдут в Неаполь и мы окажемся в опасности. Вы нужны нам сейчас как никогда. Вы бросите нас на произвол судьбы из‑за этой лавки?»
Прочитав это письмо, Жоан, поставив локти на стол, закрыл лицо ладонями. Он всей душой хотел быть рядом с Анной, но по-прежнему чувствовал себя в долгу перед Микелем и хранил слабую надежду на то, что все еще может быть, как раньше.
Он записал в своем дневнике: «Может ли человек, как бы он ни старался, избежать своей судьбы?»
Жоан решил поговорить со своим коллегой и другом Паоло Эрколе. Римлянин оставался ему верным, разделял все превратности судьбы, и Жоан уважал его мнение, потому что он всегда руководствовался здравым смыслом.
– Вы и в самом деле хотите знать, что я думаю? Я могу вам ответить со всей искренностью?
– Естественно. – Жоан сразу понял, что то, что он услышит, не понравится ему.
– Книжную лавку можно спасти, однако ваше присутствие в ней подвергает ее серьезной опаcности, – решительно сказал Паоло. – Вы и Педро являетесь единственными каталонцами, которые остаются в книжной лавке, и, кроме того, вы ее владелец. Книжная лавка была местом встреч сторонников Александра VI, и это представление о ней не изменится, пока вы не уедете из Рима.
– Но ведь вы тоже сражались вместе с Цезарем Борджиа и являетесь одним из наших; я познакомился с вами благодаря дону Микелетто.
– Я римлянин, и мне это простят. Многие сражались с Цезарем Борджиа, а потом перешли на другую сторону, – ответил он твердо. – Но вы всегда будете здесь иностранцем и каталонцем.
Накануне избрания нового Папы враги Цезаря, уже почти окончательно оправившегося от болезни, вновь принялись плести интриги, хотя его войско поддерживало в Риме практически полный порядок благодаря французскому влиянию. Военное давление на Ватикан поменяло полюс. Через несколько дней после выборов только что почившего Папы испанские войска, расквартированные под Римом, отступили перед превосходящими их французскими войсками, направлявшимися в Неаполь, чтобы вернуть себе контроль над королевством.
