При подобных обстоятельствах Жоана навестил Никколо, возвратившийся в Рим в ранге посла Флоренции. Несколькими неделями ранее Жоан получил письмо от флорентийца, в котором тот сообщал о своем прибытии и просил оставить для него книги Плутарха «Параллельные жизни», чтобы подарить их Цезарю, с которым он поддерживал дружеские отношения. Увидев Никколо, Жоан, который, несмотря на присутствие Педро, с каждым днем ощущал себя все более одиноким и изолированным от общества, испытал настоящую радость от встречи со старым другом. Жоан пригласил Никколо пообедать, и они несколько часов беседовали о событиях прошлого и настоящего.
– Моя республика хочет, как и все остальные, оказать влияние на выборы Папы и выбрать того, кто будет к нам благосклонен, – сообщил Никколо с той присущей ему ироничной улыбкой, которую Жоан прекрасно помнил. – Цезарь Борджиа все еще контролирует голоса одиннадцати кардиналов, и его позиция является ключевой при выборах Папы.
– Я надеюсь, что вновь избранный Папа подтвердит его статус папского знаменосца и что наша жизнь вновь вернется на круги своя.
– Возможен и такой вариант: договоренность будет иной и Цезарь удалится в свое герцогство в Романье, оставив Рим, – ответил флорентиец. – Если это произойдет, вы и ваша книжная лавка окажетесь не у дел. В ближайшие дни я планирую переговорить со многими людьми. И первым в этом списке будет Цезарь Борджиа, с которым у меня уже назначена аудиенция в замке Сант-Анджело.
– Я очень прошу вас, друг мой, держать меня в курсе событий.
– Кардинал делла Ровере будет избран следующим Папой, – сообщил Никколо Жоану несколько дней спустя, снова появившись в книжной лавке.
– Делла Ровере? – переспросил Жоан удивленно. – Это плохая новость!
– К кардиналу Делла Ровере благосклонно относятся французы, и он пришел к соглашению с Цезарем, которого величает «мой любимый сын». Испанские кардиналы поддержат его, и он вновь утвердит Цезаря в качестве папского знаменосца и главнокомандующего ватиканскими войсками.
– Это великолепно, я очень рад, – сказал Жоан с облегчением. – Я надеюсь, что старые добрые времена вернутся и что моя семья вновь сможет радоваться жизни в Риме и быть счастливой в нашей книжной лавке.
Никколо посмотрел на него с грустной улыбкой.
– Боюсь, что этому не суждено случиться, друг мой Жоан.
– Но почему?
– Потому что кардинал Делла Ровере обманывает Цезаря и, когда он станет Папой, предаст его.
– Откуда у вас такие сведения?
– Кардинал Делла Ровере всегда был злейшим врагом Цезаря и его отца. Борджиа несколько раз одерживали верх над ним и унижали его публично.
– Но они же простили его. Для него не было никаких последствий.
– Именно поэтому, – ответил Никколо со своей столь характерной улыбкой. – Тот, кто думает, что значительные исторические личности забудут старые обиды, получив сиюминутную выгоду, очень сильно ошибаются. Это прощение станет роковым для Цезаря.
– И вы ничего не сказали ему? Он же ваш друг.
Флорентиец снова улыбнулся.
– Я восхищаюсь Цезарем Борджиа, это очень способный человек, великий князь, и я наблюдаю за ним и изучаю его в течение длительного времени. И это первая большая ошибка, которую я за ним замечаю. Он мой друг, но, к сожалению, не друг моей родины. Он угрожал Флорентийской республике, был готов оккупировать ее, и нам очень повезло, что король Франции остановил его. Я не могу ничем помочь ему, мне очень жаль.
– Я предупрежу Микеля Корелью, – заявил Жоан, нахмурившись.
– Пожалуйста, но это ничего не изменит. Вы не сможете предотвратить конец эпохи каталонцев. – И Никколо положил ему руку на плечо. – Я останусь здесь, чтобы стать свидетелем этого. Но вам я не советую оставаться в Риме, когда это произойдет. Поезжайте в Неаполь. Вам нужно воссоединиться с вашей прекрасной супругой как можно скорее.
Никколо скрыл от Жоана, что он договорился с новым Папой о выгодных для Флоренции условиях в обмен на участие в заговоре против Цезаря и ловушке, в которую он сам его и заманит.
Жоан все более утверждался в своем решении покинуть Рим и записал в дневнике: «Дело моей жизни – это не книжная лавка, а моя семья. Иннико, Антонелло, Педро, моя супруга, даже Паоло и Никколо постоянно говорят мне об этом. Мое упрямство и упорство ничего не изменят, а мое нежелание принять очевидное может послужить причиной трагедии. Анна и вся моя семья не смогут вернуться в Рим, я нужен им в Неаполе. Что ж, так приходит конец мечте».
93
Тем же вечером Жоан поспешил в Ватикан и потребовал от караульного немедленно известить Микеля Корелью о своем визите.
– Микель, – сказал он, как только тот принял его, – я знаю, что существует договоренность между Делла Ровере, испанцами и Цезарем.
– Да, так и есть. – Валенсиец окинул его суровым взглядом, который делал его похожим на разъяренного быка, готового напасть. – Хотя это и тайна. Откуда тебе об этом известно?
– Это сейчас не имеет никакого значения. Так знайте же, что, как только Делла Ровере станет Папой, он предаст вас.
Дон Микелетто несколько мгновений смотрел на него в задумчивости, а потом пожал плечами.
– Вполне возможно, – ответил он меланхолично. – Тем не менее все уже решено. Мы отдаем себе отчет в том риске, который заключает в себе данный пакт, но дороги назад нет, завтра мы с войском должны будем покинуть Рим, чтобы конклав смог состояться.
– Я решил уехать, Микель, – сказал Жоан с грустью. – Я покидаю Рим. Оставляю книжную лавку. Моя семья нуждается во мне в Неаполе.
Валенсиец пристально посмотрел на него.
– Мне совсем не нравится, что ты уезжаешь.
– Я помогал вам как мог, и моя книжная лавка пережила несколько нападений, – ответил Жоан. – Если Делла Ровере выполнит условия договора, я вам не буду нужен, а если он вас предаст, я ничем не смогу помочь.
– И предашь свою мечту?
– Моя мечта теперь – быть рядом с моей супругой и видеть, как растут мои дети.
Микель Корелья в раздражении покачал головой.
– Удивительная глупость! – воскликнул он, фыркнув. – Ты уже не тот мальчишка, с которым я познакомился. Ты перестал быть солдатом и превратился в гнусного книготорговца.
– Я никогда не хотел быть солдатом: жизнь меня заставила, – ответил Жоан, гордо вздернув подбородок. – А сейчас я тот, кем всегда хотел быть. Я – книготорговец. Профессия такая же достойная, а может, даже более достойная, чем быть солдатом.
– Хорошо, договорились. – Валенсиец провел рукой по воздуху, как если бы хотел перечеркнуть все сказанное ранее. – Ты не солдат, ты – мой друг, и я благодарен тебе за все то, что ты сделал. Тем не менее я прошу тебя подождать выборов следующего Папы и моего возвращения. На этот раз конклав вынесет решение очень быстро. Возможно, тогда ты изменишь свое решение.
