Жоан осмотрел узлы с одеждой и разными вещами, которые он брал с собой в Неаполь и которые служанки помогли ему собрать. Войдя в свою комнату, он увидел около двери прислоненное к стене короткое копье своего отца, присланное его братом из Барселоны, когда Жоан снова стал свободным после службы на галерах. Как старший брат в семье, Жоан пользовался правом владения им. С этим копьем в руках погиб его отец Рамон, защищая свою семью и свою свободу. И оно стало символом обещания, данного Жоаном отцу во время его агонии. Обещания стать свободным человеком.
Свобода – какое странное слово! В тот момент он даже сомневался в его правильной интерпретации. Когда он дал обещание своему отцу, то прекрасно знал, что оно означало: освободить семью из рабства и не подчиняться никакому хозяину, который связал бы его цепями. Иметь возможность идти куда захочешь, самому решать, что делать в жизни. Именно это означало быть свободным. Тем не менее значение слова свобода постоянно менялось, а то и вовсе исчезало, уходя, словно песок сквозь пальцы. В течение длительного времени владение книжной лавкой представляло для него свободу, а сейчас он должен был отказаться от нее, чтобы стать свободным. Значение слова свобода было не только физическим, оно имело гораздо более глубокий смысл. На самом деле это чувство, неопределенное и изменчивое.
Он в последний раз сел за стол, раскрыл свой дневник и записал: «Я стараюсь делать все как можно лучше, все, что в моих силах, отец». Он отнял перо от бумаги, и его взгляд обратился на улицу, часть которой он видел из окна своей спальни. Жоан вздохнул, прежде чем написать: «Прощай, моя книжная лавка. Прощай, Рим». И озаглавил следующую страницу: «Неаполь».
На следующий день Жоан и Педро нагрузили повозку своими вещами и книгами для Антонелло, попрощались с подмастерьями, мастерами и управляющими, пожелав им удачи и счастья. Потом Жоан бросил меланхоличный взгляд на то место, где он был так счастлив, и, обуреваемый чувствами, обнял Паоло.
– Я знаю, что оставляю мою книжную лавку в хороших руках, – сказал он ему.
Они присоединились к группе путешественников, направлявшейся в Неаполь и организованной испанским послом. Группу сопровождали солдаты, которых де Рохас рекрутировал, чтобы укрепить войско Великого Капитана.
– Я не еду в Неаполь, – сказал Педро Жоану на второй день путешествия, в тот момент, когда дорога позволила им скакать друг рядом с другом.
Жоан с удивлением посмотрел на своего зятя. Тот ответил ему спокойным и решительным взглядом.
– В Неаполе вас ждет ваша семья. Разве вы не хотите воссоединиться с ней?
– Конечно, хочу. Но вы же видите этих парнишек, которые едут, чтобы влиться в испанское войско?
– Да.
– Я должен идти вместе с ними и выполнить приказ короля.
– Этот приказ действителен только для испанцев, находившихся в рядах ватиканского войска. Вы не принадлежите к нему уже достаточно давно. Ко мне, например, это не относится.
– К вам не относится, потому, что вы сами не хотите принимать в этом участия, и потому, что у вас в кармане лежат документы, удостоверяющие, что вы достойно и честно отслужили королю Испании. Ваша совесть чиста. У меня же нет ничего подобного, я всего лишь служил в ватиканском войске, а сейчас должен отдать долг своему монарху.
– Эту обязанность вы вменяете себе самолично. Поезжайте со мной в Неаполь, никто не посмеет упрекнуть вас.
Педро Хуглар рассмеялся.
– Именно это говорила вам Анна и все остальные члены семьи, когда вы рисковали жизнью, защищая книжную лавку.
– Но ваша рана?..
– Она очень быстро затягивается. И уже совсем не болит.
Жоан молчал в задумчивости. И понял, что Педро не обладал свободой, чтобы иметь возможность вернуться в Неаполь, как и он сам всего лишь несколько дней назад не был свободен и не мог оставить книжную лавку на произвол судьбы. Что заставляет человека добровольно лишать себя свободы, чтобы выполнять лежащие на нем обязательства? На этот вопрос можно было ответить, обращаясь к таким понятиям, как честь, достоинство, страх, любовь, тщеславие…
– Я желаю вам удачи, Педро, – сказал Жоан после довольно продолжительной паузы. – Я возьму на себя ответственность за семью. – И, произнеся эти слова, он понял, что его обязательства увеличивались, а свобода ограничивалась.
Тем не менее, посмотрев на дорогу, которая в тот солнечный ноябрьский вечер вела к Неаполю, оглядев поля, оливковые рощи, пожелтевшие листья виноградников и голубое небо, по которому рассыпались белые облака, он глубоко вздохнул и почувствовал себя свободным.
«Наверное, свобода – это всего лишь ощущение», – написал он в своем дневнике, когда конвой остановился на ночь.
95
Жоан прибыл в Неаполь в середине ноября и сразу же направился к дому родителей Анны – семьи Роч. Совсем рядом с ними располагался дом, который снимали его мать, сестра и племянники. Неаполь был таким же полным радости и многоцветья городом, каким он запечатлелся в памяти Жоана. Заполненные народом улицы, процветающая торговля, оживленные толпы людей, которые смеялись и плакали, рождались и умирали, не обращая особого внимания на войну и на великое сражение за обладание королевством, которое готовилось на севере.
– Ну, наконец-то! – радостно воскликнула Анна, увидев его, и глаза ее затуманились от счастья.
Потом они, возбужденные долгожданной встречей, обнимались и целовались. Жоан понимал, что являлся вестником плохой новости: Педро отправлялся на театр военных действий.
– Я не смог отговорить его, Мария, – извинился он перед сестрой. – Есть вещи, которые, какими бы абсурдными они ни казались, мы, человеческие существа, считаем себя обязанными совершить. Это те решения, которые превращают нас в свободных людей и рабов одновременно.
Мария не смогла подавить рыдание.
– Мы послали его, чтобы он вытащил тебя из опасности, а сейчас выходит так, что именно он, возможно, никогда не вернется. – Она смотрела на брата с укоризной. – Почему ты не отговорил его от этого решения?
– Мне очень жаль, но я не сумел переубедить Педро, – пытался оправдаться Жоан, чувствуя себя виноватым. – Скорее всего, потому, что, к несчастью, я понимаю его. Не волнуйся, он вернется целым и невредимым. Он прекрасно позаботится о себе.
Рамон и Томас росли здоровыми детишками, а Катерине было уже четыре месяца. С каждым днем Жоан все больше восхищался малышкой и считал ее копией Анны. Жоан и Анна уединились в одной из комнат дома семьи Роч, чтобы дать волю своим чувствам. На ночном столике лежал его дневник, который всегда находился в их спальне в Риме. То была книга, которую Жоан создал собственными руками и посвятил Анне: Книга любви.
– Мне очень жаль, что вам пришлось беспокоиться за меня, – сказал он, обняв ее на ложе любви. – Но я был обязан сражаться за то, что мы вместе создали, и отдать долг своим друзьям, которым я, с моей точки зрения, был должен.
