Фелип вновь ударил коня и двинулся прямо на Абдуллу, который по-прежнему гордо стоял на месте. Жоан бросился наперерез, чтобы схватить поводья, но опоздал. Копыта передних ног лошади пробили голову Абдуллы. Тюрбан слетел с его головы, и он упал на землю. Фелип, красный от бешенства, опять пришпорил лошадь, и она растоптала упавшего. Жоан, совершив немыслимый прыжок, набросился на Фелипа и, схватив его, свалил с лошади. Рыжий толстяк со всей дури грохнулся на землю. Жоан сел на него верхом и в слепой ярости стал избивать, выкрикивая всевозможные ругательства.
Охранники в мгновение ока соскочили с лошадей, чтобы защитить своего патрона, но не смогли сделать этого, потому что несколько подмастерьев ударами и тычками оттолкнули их. Те обнажили свои мечи, но им уже противостоял Педро с оружием в руках, а также все работники книжной лавки, вооруженные кинжалами, палками и железными брусками.
– Именем инквизиции – дорогу! – крикнул один из них.
– К черту инквизицию! – ответил Педро. – Убирайтесь, если хотите жить. А этого мы вернем вам чуть позже.
Солдаты попробовали забрать своих лошадей, но грозная толпа не позволила им этого сделать, и под тучей сыпавшихся на них ударов они бросились бежать в сторону Королевской площади. Когда Педро увидел, что они отступают, он кинулся к Жоану, который продолжал дубасить кулаками и ногами безжизненное тело дознавателя инквизиции.
– Оставьте его! – сказал он, оттаскивая Жоана с помощью одного из мастеровых типографии. – Если вы убьете его, то проиграете.
Жоан отпустил Фелипа и, даже не посмотрев в сторону тучного тела, распростершегося на окровавленной земле, бросился к дверям книжной лавки. Там уже освободили один из торговых прилавков, чтобы положить на него тело Абдуллы. Старик истекал кровью, которая лилась из раны на голове, грудь его была продавлена. Он с трудом дышал.
– Учитель! – Жоан захлебнулся в рыданиях. – Учитель! – Он чувствовал себя оглушенным, ярость постепенно уступала место безмерному отчаянию.
Старик не сразу ответил.
– Сын мой, – с трудом произнес он, – я говорил тебе, что книга моей жизни заканчивается и это ее последняя страница.
– Нет, нет, вы не умрете, мы вылечим вас, – прошептал Жоан, стараясь проглотить подступивший к горлу комок.
– Это последняя страница моей книги, Жоан, – повторил Абдулла и добавил: – И мне, честно говоря, очень нравится, как она заканчивается.
Жоан замолчал. Чувства переполняли его, он не мог говорить и поднял глаза на Анну, стоявшую с другой стороны прилавка с мокрыми от слез глазами и старавшуюся платком остановить кровотечение из головы старика. Педро, Мария, их дети, подмастерья – все были рядом, внимая Абдулле.
– Я ухожу, окруженный друзьями, – продолжал тот, слабо шевельнув рукой, которую Жоан тут же взял в свои руки. – Я никогда даже представить не мог, что конец раба, потерявшего Гранаду, свою родину, может быть таким прекрасным.
Он замолчал, и никто не осмелился прервать это молчание. Все знали, что он умирает, и слушали его речь с искренней болью.
– Знаешь… я хочу признаться, что этот убийца терроризировал меня. – Жоан почувствовал, как Абдулла сжал его руку, и ответил легким пожатием. – Я победил страх, я бросил ему вызов. И умираю свободным.
– Конечно! – воскликнул Жоан. – Я немедленно предоставляю вам свободу.
Старик улыбнулся. Казалось, что Абдулла не может говорить, тем не менее он сделал над собой усилие и продолжил:
– Нет, ты не понял меня. Не ты предоставляешь мне свободу, а я сам добился ее.
– Да, конечно, простите меня, учитель, – тут же ответил Жоан, жалея о допущенной неловкости. – Вы свободны, потому что победили страх.
Книготорговец вновь почувствовал слабое пожатие руки: старику было трудно продолжать говорить.
– Да. Я знаю, что ты понимаешь это, – ответил Абдулла. – Ты всегда был лучшим из моих учеников.
Анна всхлипнула, Жоан видел, что она плакала. Также молча плакали Мария и многие из мужчин. Слезы начали застилать и его глаза.
– Спасибо вам, учитель. – Боль и восхищение переполняли его. Он чувствовал гордость за Абдуллу, гордость за то, что ему довелось стать его учеником. Это был последний урок, преподанный ему учителем.
– Да примет меня Господь и да благословит всех вас! – выдохнул Абдулла. – Моя книга закрыта.
Абдулла сделал последний вдох и замолчал навсегда. Жоан почувствовал, как его сердце сжалось от невыносимой боли. Странный звук рвался из его груди, устремляясь к горлу. Это был безутешный вопль ярости и безнадежности.
120
– Бегите немедленно. – Педро встряхнул Жоана, который застыл в отчаянии у тела своего учителя. – Солдаты инквизиции будут здесь с минуты на минуту.
– Жоан, бегите, пожалуйста, – умоляла его Анна.
Книготорговец чувствовал себя так, как будто только что проснулся. Безжизненное тело Абдуллы лежало на скамье, а чуть дальше на земле валялся неподвижный Фелип – окровавленный и с раскинутыми в стороны руками.
– Он мертв? – спросил Жоан, указывая на дознавателя инквизиции.
– Не похоже на то, – ответил Педро, – но если станете тянуть время, то умрете вы. Солдаты вот-вот появятся.
– Возьмите лошадь, – предложил один из подмастерьев.
– Нет! – сказал Педро. – Эта лошадь принадлежит инквизиции, а мы не хотим, чтобы вдобавок ко всему вас еще обвинили в краже. Кража собственности, принадлежащей инквизиции, карается даже сильнее, чем избиение. – И добавил: – Если этот тип выживет. Бегите, смешайтесь с народом. У инквизиции не хватает лошадей, а я сделаю так, чтобы они нескоро получили назад этих.
– Мой меч! – попросил Жоан.
Один из мастеровых пошел за ним, а Анна кинулась собирать кое-какие вещи. Она протянула ему шляпу и нежно поцеловала его. Жоан посмотрел ей в глаза, все еще полные слез, – прекрасные зеленые глаза, которые он так любил. Они не знали, когда смогут увидеться вновь, не знали даже того, посчастливится ли им вообще когда-нибудь найти друг друга. За несколько секунд их мир перевернулся.
– Я люблю вас, – сказал ей Жоан, и она, кивнув ему в ответ, улыбнулась.
– Я тоже, – прошептала Анна. – Но сейчас бегите, во имя Господа, бегите.
Жоан на лету поймал меч в ножнах, брошенный ему мастеровым, посмотрел в последний раз на застывшее тело своего учителя и быстрым шагом, отстраняя любопытных, направился в сторону площади Сант Жауме. Сжимая меч, он говорил себе, что обязательно воспользуется им, чтобы не дать себя арестовать. Если солдаты инквизиции схватят его, он наверняка проведет остаток жизни в тюрьме, так и не дождавшись суда. Его посадят на долгие годы в застенок только для того, чтобы преподать урок жителям города, напомнив им, что инквизиторы и их приспешники неприкосновенны. Губернатор и королевская гвардия, как обычно, поддержат инквизиторов, а городские власти ничего не смогут сделать.
