– Жоан Серра де Льяфранк, владелец книжной лавки.
Дворецкий пропустил Жоана вперед, и дверь за ним закрылась. Жоан находился в просторной комнате, наполненной светом, лившимся из огромного окна под готическими сводами, которые сходились попарно и были украшены рисунками с растительными и геометрическими мотивами, а также медальонами. Внутри стрельчатых арок в верхней части стены Жоан увидел великолепные росписи, которые мгновенно узнал благодаря восторженным рассказам, слышанным им в лавке. Это был зал Таинств и Веры, и росписи были посвящены семи наиболее важным событиям – от Благовещения и Рождества до Воскресения и Троицы. Жоану очень хотелось в полной мере насладиться красотой фресок, но он понимал, что его ожидает Папа.
– Подойдите сюда, Жоан, – услышал он голос валенсийца.
Понтифик стоял на коленях около креста на скамеечке для молитв, с которой с трудом поднялся.
– Ваше Святейшество, – пробормотал Жоан и приблизился, чтобы поцеловать кольцо на руке Папы – символ его власти.
– Садитесь здесь, – сказал ему Папа, указывая на стул. – И оставьте на столе то, что вы принесли.
Жоан положил книги на стол, за исключением той, которую принес в качестве подарка, и дождался, когда сядет понтифик, чтобы затем последовать его примеру. Александр VI расположился в кресле так близко от Жоана, что при желании мог дотронуться до него рукой.
– Я рад снова видеть вас, – сказал Папа с улыбкой на устах. – Я слышал очень хорошие отзывы о вашей книжной лавке.
Жоан с трудом узнавал человека, который сидел напротив него, и невольно сравнивал его с тем, которому он был представлен Великим Капитаном во время празднования победы при Остии. Жоан запомнил его как высокого и крепкого человека, одетого в роскошные одежды, а сейчас перед ним сидел некто все еще сохранявший свою стать, но сгорбившийся и очень сильно похудевший. Стояла жара, а он был в строгом темном монашеском облачении, на ногах у него были простые сандалии, а на руках, лишенных приличествующих его статусу перчаток, сверкало только одно кольцо – символ папства. На голове не было никакого головного убора, поэтому была видна выбритая под тонзуру часть черепа. Волосы были оставлены лишь на затылке и на висках, чуть выше ушей. Крупный орлиный нос, еще сильнее выделявшийся теперь из‑за худобы, доминировал на этом изнуренном, гладко выбритом лице с глубокими морщинами, спускавшимися от крыльев носа к щекам и рту. На дряблой шее остались складки, ранее бывшие двойным подбородком. Его темные покрасневшие глаза наводили на мысль, что он только что проливал слезы. Однако, несмотря ни на что, взгляд Папы отличался все той же исключительной живостью, которая запомнилась Жоану.
– Святой Отец, ваша семья, ваши капитаны и прелаты оказывают мне огромную честь, посещая мой дом, – ответил он, стараясь улыбнуться в ответ. – Они очень великодушны, высказывая похвалы в мой адрес.
– Они не только говорят о вашей книжной лавке, но и о вас, – продолжил Папа. – И очень хорошо отзываются. Особенно после Остии. Ведь именно вы являетесь тем моим земляком, который пробил брешь в стене крепости своими пушками и первым проник в нее.
– Я шел вслед за испанским солдатом, совсем еще юным. В действительности мы проникли в крепость вместе.
– Несмотря на это, вы все равно были первым, и я благодарю вас за это, Жоан… – Голос Папы звучал обволакивающе, а сам он неотрывно смотрел на Жоана. – Взятие Остии явилось для нас большой победой.
– Неоценимой является заслуга королей Испании и их генерала Гонсало Фернандеса де Кордовы.
Жоан увидел, как улыбка мгновенно исчезла с лица Папы.
– Мы больше ничего не должны королям, – отрезал он.
Однако уже в следующее мгновение Папа взял себя в руки и продолжил разговор теплым, приветливым и бархатным голосом:
– Очень хорошо отзываются и о вашей супруге. Превозносят ее манеру вести беседу, ее обходительность и такт, а также говорят, что это одна из красивейших женщин Рима.
Жоан почувствовал комок в горле. Папа не знал, что Анна давно уже не спускалась в лавку, что излучаемый ею свет погас, что она лишь изредка покидала спальню и что это была уже совсем другая женщина. Он вспомнил о сыне этого человека, который принес им столько зла, и прикусил губу, чтобы не выкрикнуть все то, что накопилось у него в душе за долгие недели страданий. Жоан почувствовал, как изо всех сил сжал книгу, которая находилась у него в руках, и сказал себе, что понтифик всего лишь хотел сказать ему приятное, что, вне всякого сомнения, он не был в курсе злодеяний своего сына. И тут Жоан поймал на себе внимательный взгляд Александра VI, который пытался прочитать его мысли, ибо напряженное лицо книжника насторожило Папу, он как будто почувствовал что-то.
– Большое спасибо, – сказал Жоан, стараясь скрыть свои эмоции. – Он нервно сглотнул и протянул Папе книгу. – Это вам.
– Мне? – спросил понтифик с выражением радостного предвкушения на лице, как у человека, который ценит подарки. – Что это?
– Скромный подарок. Первая книга, отпечатанная в вашей епархии в Валенсии.
– Поэмы «Хвала Деве Марии»! – воскликнул он и счастливо улыбнулся.
– Вижу, что вам уже знакома эта книга, – ответил Жоан разочарованно. – Я должен был догадатьсяоб этом раньше.
– Неважно, лучшего подарка мне и представить невозможно, – сказал понтифик и, взяв книгу в руки, ласково провел ладонью по ее обложке.
Он быстро пролистал книгу и вернул ее Жоану, удивленно смотревшему на него.
– Откройте на любой странице. Почитайте мне немного, – попросил Папа.
Жоан подчинился и нашел отрывок, который считал особенно красивым.
– Владычица ангелов,
Царица Небесная…
– Свет правит миром,
Вы – лучшее утешение… – продолжил Папа.
– Вы знаете наизусть! – воскликнул Жоан пораженно.
– Нет, не все, только то, что более всего проникло мне в душу.
И он продолжил декламировать, хотя вскоре его голос прервался, и Жоан в смущении увидел, что на глаза понтифика навернулись слезы. Папа умолк и жестом попросил у Жоана книгу. Жоан передал ее, и Александр VI прижал книгу к груди, всхлипнул и, опустив голову, разразился безмолвными рыданиями, прерываемыми время от времени икотой, от которой он вздрагивал всем телом. Книготорговец смотрел на него в оцепенении, не зная, как поступить.
– Я очень сожалею о том, что произошло с вашим сыном, – сказал он, прекрасно зная, что лукавит в отношении Хуана Борджиа, хотя и искренне сочувствовал горю Александра VI. Этот человек нравился ему; Жоан поддался обаянию Папы, о котором ходили легенды и которому не могли противостоять ни женщины, ни мужчины. – Я не хотел вызвать в вас горькие воспоминания этим подарком. Мне очень жаль, я ухожу.
– Нет, останьтесь. – Папа жестом остановил его. – Нет ничего позорного в том, когда мужчина плачет от переполняющих его чувств. И это совсем не постыдно, когда он оплакивает сына.
