Белла пошла к дому и увидела Сильвестра, который торопливой походкой направлялся в сторону деревни, держа в руке письма, которые наложат печать на ее судьбу. Поздно, поняла Белла. Ей придется прождать три дня, а затем она узнает, что на самом деле представляют из себя дедушкины внучатые племянники. Три дня. А потом…
Ей не хотелось об этом думать, и она заставила себя заняться приготовлениями к приезду гостей. Следующие два дня она была занята проветриванием комнат, в которых давно никто не жил, а также успокаивала рассерженных повариху и Дейзи, поскольку на них свалилась лишняя работа. К утру, когда должны были появиться гости, они почти взбунтовались.
– Найми пару лакеев, – сказал дед, когда Белла пожаловалась ему. – Стоило беспокоиться, когда кругом полно людей, не имеющих работы.
Она не стала спорить и указывать деду, что большинство безработных понятия не имеют об обязанностях лакеев, а торопливо поднялась к себе, надела темно-зеленую амазонку, шляпу с широким плюмажем ей в тон, натянула сапожки и отправилась на конюшню, чтобы ей оседлали Дымку. Она была рада сбежать от гнетущей атмосферы дома и насладиться последними часами независимой жизни.
Серая кобылка не отличалась изяществом, но зато была резвая и игривая. Последние дни из-за холодной погоды Белла не совершала длительных поездок, и лошадь тоже нуждалась в прогулке. Дымка несла ее через парк, а у Беллы голова шла кругом от мыслей, но в результате все они возвращались к одному и тому же – ультиматуму деда.
За парком пейзаж изменился. Местность была ровная, лишь кое-где виднелись одинокие дома да несколько ив и медленно крутящихся ветряных мельниц, использовавшихся для того, чтобы отвести воду с полей и слить ее в сточные канавы, пересекающие землю. Из-за нескончаемых дождей, начавшихся сразу после таяния снега, землю почти не пахали. Вместо молодых побегов озимой пшеницы кругом была черная, пропитанная водой земля, и мельницы вертелись не переставая, чтобы пашня не превратилась в болотистую топь.
Белла пустила Дымку рысью, когда свернула на дорогу, ведущую в Илай – ближайший городок. До последнего времени в нем процветала торговля, дороги были запружены каретами, повозками и почтовыми экипажами, которые останавливались на нескольких постоялых дворах, а у городского причала с лодок и барж сгружали всевозможные товары и загружали обратно то, чем богата была эта местность: зерно, рыбу, овощи, ивняк. Теперь же большая часть товаров сгнивала прежде, чем находился покупатель.
В Илае слонялось множество бездельников. Двоих из них она узнала – они раньше работали на ферме в поместье деда. У них были жены и дети, которых надо кормить, но они рассмеялись, когда она спешилась и спросила, не захотят ли они два-три дня поработать в господском доме.
– Мы никому не кланяемся и не шаркаем ножкой, и перед вами в том числе, – заявили они и отвернулись.
Тут вдруг Белла сообразила, что кругом больше, чем обычно, народу и все двигаются в одном направлении – к рынку. Ее одолело любопытство, и она присоединилась к толпе, ведя лошадь под уздцы. Открытое пространство заполнили мужчины и женщины, молодые и старые, – все окружили телегу, на которой стоял высокий, весьма немолодой человек с обветренным лицом и копной седых волос. Он что-то говорил, обращаясь к толпе. Не нужно было быть очень сообразительной, чтобы понять: это сборище мятежников, Белла испугалась, ее охватила нервная дрожь и предчувствие чего-то нехорошего.
Цены на зерно были очень высоки, и голодные работники не могли купить себе хлеба. Они вместе с солдатами и моряками, которых уволили из армии, даже не поблагодарив за участие в борьбе с Наполеоном, дошли до предела терпения. Уже начались беспорядки: скирды и амбары поджигались, мельницы и пекарни окружали толпы с криками «Хлеб или кровь!».
– В мое время это не могло произойти, – ворчал дед. – Люди знали свое место, а землевладельцы несли ответственность по отношению к арендаторам. А эти новоявленные помещики, которые получили свои деньги не на земле, а на фабриках, заинтересованы только в наживе. Как вести дела, они понятия не имеют.
Белла остановилась и прислушалась.
– Вы можете пожать плечами и сказать: «Ко мне это не имеет отношения», – говорил мужчина. – Но мы все собратья. Если работник в деревне теряет работу, то такая же участь ждет рабочих на фабриках, докеров, всех тех, кто не имеет права голоса, потому что парламент отказывает им в этом. – (Толпа молчала, внимательно слушая.) – Когда придет время, все люди должны сплотиться против угнетателей, которые считают, что владение собственностью дает им право над нами, чье достояние – пот на лбу и сильные руки. – Говоривший замолчал, а по толпе прокатился доброжелательный гул. – Но эти достояние бесценно, друзья мои. Государство не может существовать без него. Вы готовы к тому, чтобы ваш голос был услышан?
– Да! – раздался громкий крик. – Справедливая зарплата! Право голоса для рабочих! Хлеб или кровь!
Белла понимала, что должна уйти, но ее словно околдовали, и она стала пробираться вперед, чтобы лучше слышать. Она оказалась не единственным посторонним лицом в толпе. Шагах в десяти от нее стоял высокий молодой человек, явно не относящийся к рабочему сословию. На нем был костюм для верховой езды. Темные волосы, видневшиеся из-под высокой шляпы, завивались около ушей по последней моде. Несомненно, этот джентльмен принадлежал к ненавистной знати. Словно почувствовав ее взгляд, он повернулся, и она, пораженная, прикрыла рот затянутой в перчатку ладонью – это был ее кузен Роберт. Он тоже удивился и поднял бровь.
– Белла, что ты здесь делаешь?
Он показался ей выше и шире в плечах, чем прежде, и еще красивее, хотя трудно было определить выражение его лица. Он пробрался сквозь толпу и стоял, глядя на нее сверху вниз. Она решила, что он раздосадован, увидев ее здесь. Но какое он имеет на это право?
– Я могу спросить тебя о том же, – ответила она, стараясь не обращать внимания на сильное сердцебиение и спазм в груди. Наверное, это от неожиданности встречи, подумала она.
– Спросить-то ты можешь, но это не означает, что я отвечу.
– Конечно, не ответишь, потому что тебе не следует слушать подстрекательские речи… Ты ведь должен быть в Уэстмере.
– Да? Интересно – зачем? – Он вдруг ухмыльнулся.
Белла могла бы ему сказать, предупредить о плане деда, но передумала. Его светлость желает, чтобы все об этом услышали одновременно, и рассердится, если она предвосхитит его сообщение.
– Если хочешь узнать, тебе придется поехать туда.
– Ясно, что это имеет отношение к наследству, а поскольку мне ждать нечего, то в моем присутствии смысла нет.
– Если ты откажешься, то проявишь невежливость…
– Невежливость. – Он рассмеялся. – «Прошу незамедлительно посетить» – это что, пример исключительной вежливости?
– Да просто у дедушки такая манера изъясняться. – Она помолчала. – Если ты не собираешься к нему ехать, то почему ты в Илае?
– Например, чтобы навестить тебя.
