Почувствовав затылком чужой пристальный взгляд, Кобылин опустил голову и медленно обернулся, словно невзначай бросив по сторонам быстрый взгляд. Источник беспокойства обнаружился быстро – на противоположной стороне улицы, у входа в кофейню, стоял грузный человек в черном костюме. Он сжимал в огромной лапище картонный стаканчик с горячим кофе и прожигал охотника серьезным оценивающим взглядом.
Кобылин спокойно подошел к переходу, дождался зеленого света, быстро прошелся по «зебре» и вышел прямо к ожидающему его франту.
– Ну ты и вымахал, Кобылин, – прогудел Гриша, окидывая охотника оценивающим взглядом. – Отъелся на казенных харчах за лето.
– Ты тоже, как я погляжу, зря времени не терял, – парировал Кобылин, легонько ткнув твердым, как железный штырь, пальцем в объемистое чрево Бороды.
На самом деле он был удивлен – таким он Григория еще не видел. Огромная бородища нынче была аккуратно подстрижена почти под корень, жесткие лохмы, вечно свисавшие на плечи, были собраны в аккуратный «конский» хвост. Черный костюм идеально сидел на объемистой фигуре Гриши и был явно сшит на заказ. Черный галстук идеально ровной линией спускался от воротника белоснежной рубашки к блестящей пряжке ремня. Теперь в Бороде не осталось ничего от безумного байкера в кожаном плаще. Теперь он скорее походил на адвоката с Манхэттена, выбежавшего с утра за кофейком.
– М-да, – буркнул Гриша, отрывая, наконец, взгляд от своего напарника, – ну ты, отец, как всегда.
Кобылин смущенно отвел взгляд. Он, выполняя требования Гриши, сегодня тоже оделся вполне прилично. Костюм, правда, у него был темно-синий. Рубашка белая, галстук – тоненький шнурочек, найденный на распродаже. И начищенные до блеска остроносые ботинки. При этом Алексей осознавал, что костюм ему маловат – особенно в плечах. Он, пожалуй, в первый раз покупал себе костюм и, кажется, слегка промахнулся с размером. Его вряд ли можно было назвать культуристом – его фигура была скорее не мускулистой, а жилистой, так что рукава по швам не расползались, вовсе нет. Но широкие плечи, обычно прятавшиеся в безразмерных куртках, превратили окостюмленного Кобылина в некое подобие шкафа с квадратными углами. Волосы он постриг еще в прошлом месяце, и довольно коротко, чтобы не мешали на охоте, и это было очень удобно. Все по отдельности смотрелось очень прилично, но собранное вместе – квадратные плечи, узковатый костюм, короткая стрижка и остроносые ботинки – превращало Кобылина в какого-то братка из лихих девяностых. Причем не настоящего, а киношного, в этакую пародию на бандита.
– Хорошо хоть ствол оставил, – буркнул Григорий в кофейный стакан. – А то с оттопыренным отворотом коротковатого пиджака был бы просто неотразим.
Кобылин недовольно хмыкнул и покачал головой.
– А вот нечего меня заставлять всякой ерундой заниматься, – тихо произнес он. – Это вообще все зачем? Что за маскарад?
– В приличное место идем, – отозвался Борода, бросая опустевший стаканчик в урну у дверей кофейни. – Готов?
– Как пионер, – мрачно отозвался охотник.
– За мной, – велел Гриша и двинулся вдоль по улочке.
На ходу он вытащил из кармана огромные черные очки, нацепил на свой огромный нос и превратился из адвоката в мелкого наркодилера из того же Манхэттена.
Обреченно вздохнув, Кобылин незаметно тронул рукой пояс. Ствол действительно пришлось оставить дома – на этот счет Гриша высказался весьма определенно. И теперь охотник чувствовал себя так, словно вышел на прогулку голым. Немного успокаивал складной нож в кармане брюк, пара кованых спиц в рукавах, пакетик с серебряной пылью, удавка за поясом, пара отравленных игл за лацканом и еще пара мелочей… Но это все не то. Это так, чисто для вида. Кобылин снова тронул пустой карман. Некстати вспомнился дурной сон, то ужасное ощущение, когда он осознал, что оружия больше нет.
Кобылин оглянулся. Борода успел миновать желтый дом с кофейней и направиться к следующему зданию – к длинной бетонной коробке. Нахмурившись, охотник прибавил шаг и под задорную песенку Элвиса, доносящуюся из переулка между зданиями, двинулся следом за другом. Он быстро нагнал Григория, неторопливо шагавшего вдоль железного решетчатого забора, ограждавшего унылый серый дом с одинаковыми окнами. Какой-то умник придумал для подобных домов определение – административное здание. Очень глупо, но точнее не скажешь. Вот сразу видно официальное здание – серые стены, одинаковые ряды одинаковых окон с коробками кондиционеров. Между стеной и забором ровненький газончик, над которым возвышаются редкие голубые елочки. Тут не ошибешься, это что-то государственное, предназначенное исключительно для решения административных задач.
– Куда идем? – шепнул Кобылин, нагоняя напарника.
– Тут рядом, – отозвался Борода, медленно, с ленцой, переставляя ноги, словно наслаждаясь прогулкой вдоль заборчика. – Как дела?
– Дела? – изумился Кобылин. – Нормально дела.
– Как Лена?
Алексей мотнул головой и сразу помрачнел.
– Все так же, – мрачно отозвался он. – Месяц уже ни ответа, ни привета. Все.
– Ясно, – коротко отозвался Борода.
– Оно и к лучшему, – пробормотал охотник. – Без этого дурдома целее будет.
– Может, – согласился Григорий.
– Что? – недовольно осведомился Кобылин. – Не одобряешь? Или…
Он остановился и схватил Гришу за рукав.
– Не смей, – тихо, но с напором сказал он. – Не смей ее тянуть обратно. Ушла девчонка, и прекрасно. Прошла романтика, ну и слава богу. Не вздумай позвать ее обратно.
– Тише, ты, скаженный, – бросил Борода. – Люди же смотрят!
Он тихонько высвободил рукав из хватки охотника.
– Да я сам ее не видел с начала лета, – тихо проговорил Борода, стряхивая с плеча невидимую пылинку. – Никуда я никого не тащу. Просто ну, немного беспокоюсь.
– Вот и славненько, – отозвался Кобылин, внимательно изучая круглую физиономию друга, пытаясь заметить хоть намек на ложь. – Пусть все так и будет.
– Пусть, – легко согласился Борода и снова медленно двинулся вдоль забора. – Проехали.
Кобылин что-то невнятно буркнул под нос и зашагал следом. Он не хотел признаваться в этом самому себе, но разрыв отношений дался ему не так легко, как хотелось бы. Собственно, это были не отношения, а мучения какие-то. Лена смотрела на него влюбленными глазами, заглядывала в рот, пытаясь предугадать любое желание, а он… А он был так зациклен на охоте, что порой и не замечал этих взглядов. А когда замечал – обычно опуская окровавленный мачете, – то чувствовал себя полным идиотом, не способным дать нормальной девчонке ничего, кроме жарких дневных объятий и кровавых ночей, проведенных не в постели, а в грязных подворотнях. Он ничуть не удивился, когда Лена однажды назвала его роботом, бесчувственной деревяшкой и ушла, забрав те мелочи, которые успела принести в съемную квартиру. Собственно, возразить было нечего. Нормального романа не получилось. А что у охотника может быть нормального? Ни жизни, ни романов, ни дома, ни работы… Кровь, пот и слезы.
