Ничего, как поругались, так и помирятся, не первый раз, чай. С другой стороны, Алексей не мог не заметить, что в последнее время Гриша сам не свой. Таким он его еще не видел. Из толстого бородатого весельчака, работающего на подхвате у охотников, Григорий превратился в нервного и озабоченного – уже не напарника, а скорее начальника. Впрочем, теперь уже Кобылин не был уверен, кто у кого там был на подхвате. Группа Олега, занимающаяся истреблением нечисти, распалась и была уничтожена. Выжил лишь сам он, Кобылин, да Гриша, случайно умотавший в Питер на лечение. Но вот незадача, теперь Алексей не думал, что это вышло случайно. Все изменил один-единственный подслушанный разговор, тот самый, в котором Кобылин первый раз услышал об Ордене. Орден будет доволен, сказал Гриша. И в единый миг превратился из кореша, прикрывающего спину, в человека, ведущего свою собственную игру.
Пока все сводилось к тому, что Борода старался внушить своему подопечному, Алексею, мысль о том, что весь этот мир устроен немного не так, как казалось раньше. Но он отказывался говорить открыто, напрямую, а туманные намеки Кобылин ненавидел и не желал гадать на кофейной гуще, с открытым ртом впитывая туманные намеки Бороды. Чудовища среди нас? Да. Они правят нами? Нет, но… Ведут борьбу за власть между собой? Да. Все намного серьезнее, чем кажется на первый взгляд? Да! Но какого черта нужно во всем этом разбираться, мутить воду, лезть в чужую игру… Ведь все предельно просто. Вот ночь, вот чудовище, вот острый клинок, и ничего не остановит охотника в погоне за очередным ночным кошмаром, от которого нужно избавить мир. Ничего.
Встрепенувшись, Кобылин чуть подался вперед, выглянул из-за ствола дерева и перестал дышать. Да. Там, у дальних кустов, что-то двигалось. Зыбкая тень, просто еще одно темное пятно, мелькнувшее в ночи. Никаких звуков, запахов – ничего, кроме едва уловимого скольжения где-то в начале тропинки.
Алексей отлип от дерева, не отрывая взгляда от подозрительного пятна в траве, сунул руку в сторону, нашарил арбалет. Бесшумно, одним движением, приставил к плечу, целясь в ночной парк. Тетива натянута, болт на изготовке. Да, плохо. Нельзя так обращаться с оружием, а то тетива постепенно растянется и расшатаются крепления. Но тут нужен всего один выстрел. Нет, не убить, подранить, лишить сил. А потом уже наступит время для настоящей работы. Грязной, отвратительной, но необходимой.
На глазах охотника серое пятно вдруг сгустилось, превратилось в невысокую сгорбленную фигуру, бесшумно скользившую по ночной тропинке. Бесшумно и чуть торопливо, словно кто-то спешил на важную встречу, предвкушая тот момент, когда все пойдет так, как планировалось. Пойдет…
В тот миг, когда тень поравнялась с дубом и очутилась в полусотне метров от убежища охотника, Кобылин высунулся из-за ствола. Дерево прекрасно скрывало и его температуру тела, и звук биения сердца – главное тут было удачно выбрать позицию. Но в последний момент нужно было все-таки высунуться из убежища, чтобы сделать выстрел. И тогда счет пойдет на секунды.
Темный силуэт, едва различимый в темноте ночного парка, легко скользнул вперед, сам вползая в прицел охотника. Кобылин положил палец на курок, собрался дать упреждение и вздрогнул всем телом, когда его щеки коснулось что-то невесомое, но липкое. Словно паутина.
Сердце Алексея дало сбой. Серая пелена сгущалась вокруг него, окутывая охотника коконом паутины. Седые нити сыпались из листвы дуба, танцевали над тропинкой, поднимались к небу, застя белый свет полумесяца. Где-то рядом тяжело ворочалось что-то большое, грубое, тихо сопевшее. Лес пропал, а вокруг появились зыбкие кирпичные стены, заслоняя собой деревья, озаренные лунным светом. Стены наступали, становились все реальнее и реальнее, грозя превратиться в каменный мешок.
Я сплю, подумал Кобылин. Это опять этот проклятый сон! Это зашло слишком далеко. Нужно проснуться. Проснуться!
Охотник вздрогнул – всем телом. Паутина тотчас исчезла – развеялась, как ночной морок, оставив в покое свою ошеломленную жертву. Наваждение отступило, выбросив Кобылина обратно в ночной парк, на жесткую ветку старого дуба. Чувствуя, как на лбу выступили горячие капли пота, охотник сделал осторожный вдох. Привиделось. Приснилось наяву. Это плохо. Очень плохо, нельзя спать на охоте, тем более…
Спохватившийся охотник подался вперед, окинул быстрым взглядом тропинку. Пусто. Никакого следа сгорбленной фигуры. Ни единого следа, никакого присутствия.
Закусив до боли нижнюю губу, Кобылин пристегнул ложе арбалета к ремню, перекинутому через плечо, столкнул вниз, в траву под дубом, рюкзак. Потом скользнул следом сам, быстро, бесшумно, едва касаясь толстого ствола дуба руками в перчатках. Может быть, еще не поздно. Может, еще удастся догнать эту тварь! Не убить, так хотя бы спугнуть, предотвратив новое нападение! Надо же было так облажаться. Невероятно. Просто невероятно.
Едва кроссовки Кобылина коснулись травы, в его недрах куртки загудел телефон, поставленный на виброзвонок. В тишине ночного парка этот звук прозвучал достаточно громко – так, что Кобылин, шипя от ярости, захлопал по карманам, пытаясь добраться до аппарата. Да что с ним сегодня такое? Глюки, неотключенный телефон, упущенный упырь… Это усталость? Старость? О, еще и арбалет не разрядил, и посеребренный болт угрем скользнул в траву… Это старческий маразм.
В перчатках шарить по карманам было неудобно, но Алексей в доли секунды выхватил телефон, глянул на знакомый номер. Вадим. Да, правда, он же сам просил позвонить…
– Перезвоню, – выдохнул Кобылин, щелкнув кнопкой приема. – Затаись. Я…
Уже ныряя рыбкой в траву, он успел разжать пальцы, чтобы бросить телефон и оттолкнуться освободившейся ладонью от земли. Левой рукой на лету рвал с плеча ремень с пристегнутым арбалетом. Оттолкнувшись от мокрой травы, Кобылин сделал колесо и, едва его ноги коснулись земли, прыгнул в сторону, заложив сальто вправо. Уже приземляясь, сорвал с плеча ремень и швырнул его в скользящую следом за ним тень.
Упырь, взбешенный первым промахом, легко увернулся от арбалета, летящего ему в серую, морщинистую харю, но потратил на это долю секунды – ровно столько, сколько понадобилось Кобылину, чтобы утвердиться на ногах после прыжка.
Распрямляя колени, охотник наклонил голову, ожег упыря ненавидящим взглядом исподлобья, успел сунуть руку за спину, туда, где висел в ножнах клинок, и прыгнул вперед, словно бегун, стартовавший после выстрела судьи.
Упырь – самый заурядный вампир в облике серолицего чудовища – не ожидал атаки. Он замешкался, попытался увернуться, и Кобылин тут же врезался в него подобно живому тарану. Охотник сбил вампира с ног, оба покатились по мокрой траве, отчаянно деря друг друга в клочья, как спятившие мартовские коты. У вампира для этого были две когтистые лапы да еще длинные клыки, а у Кобылина только твердая рука, которой он сжимал морщинистое горло, да острый кованый клинок, напоминавший сильно укороченную саблю. Клинок с примесью серебра, без гарды, легко выходил из ножен и был способен как рубить, так и колоть. Вот только для этого ему было нужно немного больше пространства.
