«Наверное, он ее съел…» – решил я и с удовольствием залез обратно в мешок.
Утром меня разбудили легкие стоны. Около затухающего костра лежала пара спальных мешков с начинками. Мешки постоянно поджаривались одним боком и леденели другим. Время от времени они перекатывались на лежащих камнях и от этого стонали. Из левой палатки вылезла одна из наших див и почему-то быстренько нырнула в другую палатку. Я начал делать свою ежедневную зарядку. В это время из той же левой палатки неожиданно для меня выбрался наружу Рабинович, и, как-то застенчиво покосившись на меня, засеменил в глубь пустыни в поисках локального туалета. Я посмотрел на хижину, в которой пять минут назад скрылась одна из наших барышень, и подумал о богатстве русского языка. «Засеменил» и «осеменил» – вроде однокоренные слова, а какая гигантская разница смысловых нагрузок!
Часы показывали пять сорок пять. Пришлось сделать зарядку в обратном порядке и идти досыпать еще час пятнадцать. В семь с копейками меня разбудила уже музыка. Вокруг костра шли легкие пляски. Я принял душ из стакана минералки, как вдруг наша псих-сексологиня пригласила меня на танец. Под чарующие звуки Джо Дассена и наполняющие солнечными лучами зари вечной пустыни, под ультрафиолетовым небом Иудеи мои кальсоны и фуфайка превратились во фрак, достойный обнимавшей меня принцессы. Девушка замерла в моих руках, очевидно почувствовав приблизительно то же, что и я.
Редко бывало в жизни нечто более трогательно-романтическое… Никакого отношения к сексу тот танец не имел. Это было другое, улетно-возвышенное. Передать то чувство очень сложно, да и не нужно, наверное. Прошло много времени, а мы до сих пор вспоминаем нашу покачивающуюся тень в утренней пустыне.
Днем группу ждал долгий переход и испытание на характер, приготовленный нашими психологинями. С высоты семидесяти метров надо было спуститься вниз на веревке. Конечно, была страховка. Но эффект того, что ты делаешь шаг в пустоту без опоры под ногами, далеко не прост.
Интересно было смотреть на девочек, которые разделились на группы: одни, которые не хотели ждать и старались быстрее избавиться от этого ужаса, и другие, которые откладывали спуск на потом. Все это с интересом мы анализировали вечером, ну а пока я решил идти последним. Во-первых, мне надо было подбадривать или подталкивать девчат на ответственный шаг, а во-вторых – я не хотел, чтобы кто-нибудь видел мою рожу в секунду первого шага в пропасть. Действительно, на фотографии, сделанной в момент моего спуска Рабиновичем, я был похож на человека, который в темноте принял вместо лекарства от страшной мигрени две таблетки виагры и запил это пузырем сильнейшего слабительного. То есть головная боль не прошла, но все остальное нахлынуло одновременно.
К ночи мы добрались до караван-сарая с десятком симпатичных глиняных построек, душем, ресторанчиком и большим количеством постоянно жующих огромных верблюдов в их личном верблюжьем загоне. Нам достались два смежных зала. В одном расположились (и, надо сказать, довольно свободно) тринадцать путешественниц, в другом, точно таком же, – один я. В моем отсеке, в верхнем левом углу еврейские ласточки свили гнездо. Под девичий смех, сказав, что многое было в жизни, но вот с ласточками пока как-то не спалось, я передвинул матрас к противоположной стене. Комнаты соединялись большой нишей, завешенной толстенным и очень тяжелым ковром. Такая же «занавеска» висела на другой нише, работающей в моем зале окном. Потная и слегка шелудивая после переходов по горам и в пустыне команда рванула в общий душ. Осчастливленные мылом части тела под душем привели к тому, что ni pisseck ni sisseck я вокруг себя не видел в упор. Правда, это поганое чувство, после того как я отдохнул и переоделся, все же прошло. Публики в общем кафетерии собралось довольно много. Здешний сарай, с караваном и без, пользовался большой популярностью.
Как всегда после ужина, мы погрузились в психологический анализ пройденного, в какие-то сверхувлекательные игры и обсуждения и совершенно не заметили рухнувшей на нас следующей из тысячи и одной ночи томной усталости.
Становилось холодно, и ко мне прижалась какая-то из наших принцесс. В защекоченное от ее волос левое ухо полилась долгожданная медовая речь:
– Когда все уснут, забери меня из нашей комнаты к себе…
Наконец, шевеление у соседей прекратилось. Я выждал еще полчаса и в кромешной тьме отодвинул ковер:
– Ты здесь? – задал я идиотский вопрос, продвигаясь в пространстве.
Моя рука почувствовала легкое прикосновение, и я помог телу девушки тихонько подняться.
Через какое-то мгновение ощупью мы нашли мой тощий матрасик и присели на него в позе лотоса.
– Я хотела с тобой поговорить… – сказал голос.
Действительно, часто до начала церемонии приходится все-таки разговаривать.
Часа через два, не выдержав больше ахинеи про какого-то женатого козла, которого она очень сильно любила, но бросила, я вырубился. Как она ушла – я уже не помню.
Утром ко мне за стол подсел какой-то занудливый пейсатушка из очередной путешествующей группы. Я собирался съесть пару яиц всмятку и выложил на стол свои походные ножницы, которые мне когда-то привезла любимая. Это было забавное и типично английское устройство из серебра, XIX века, с широкими закругленными лезвиями для срезания верхушки вареных яиц вместо плебейского обстукивания.
Пока я ждал свою еду, раввин бесцеремонно схватил мои ножницы и начал их вертеть в руках, похоже, пытаясь сделать себе маникюр.
– Что это? – наконец спросил пейсато-носатый сосед. – Похоже на нож для брита [обрезание», иврит], но это не то.
– Это для обрезания яиц, – ответил я.
– Ты из какой-то секты? – на полном серьезе задал мне вопрос придурок, но тут принесли мой завтрак, и он отстал.
Отодвинув от меня раввина, подсели девочки.
– Ну и почему ты вчера не пришел? – свиристящим шепотом, слышным в соседнем Египте, спросила одна из них через пять минут.
– Как не пришел?! – оторопел я.
Девушка повернулась к сидящей через одного человека подруге по путешествию и довольно жестко сказала:
– Ну ты и сучка…
Объяснение, что, кроме насилия над моим мозгом, вчера ночью ничего не было, я оставил на потом.
Через час мы с гаремом двинулись на верблюдах в последний перегон. Верблюды постоянно выпускали из себя мелкую шрапнель и довольно уверенно шли неизвестно куда.
Как ни странно, но яхты пустыни пришли в приличную гостиницу. На прощальное действо девушки оделись в вечерние платья. После всех гор и камней я был просто ослеплен красотой. Однако сюрприз от психологов был впереди. То ли от усталости, то ли от грусти предстоящего прощания мы как-то все быстро захмелели. Виски, красное вино, фрукты, шампанское и мороженое сняли стоп-сигналы. Думаю, что так и было предвидено нашими организаторами.
Главная роль в этот вечер отводилась нам с психиней. Мы легли, обнявшись, в широкую кровать, вокруг нас сели наши чуть и не чуть поддатые нимфы, и разговор пошел о сексе: «Все, что вы хотели узнать и всегда стеснялись спросить». Отвечать на вопросы должны были кроватные жители.
