– Извините, – сказал он, собираясь уйти.
– А вы кто ему будете? – спросила старуха, высовываясь еще больше. – Родственник или как?
– Никто, – ответил он, сбегая с лестницы.
Во дворе он почти упал на давешнюю лавочку. Расстегнул плащ. Сидел, жадно глотая холодный вечерний воздух. Двор был пуст по причине позднего времени и испортившейся погоды – начинал накрапывать мелкий осенний дождь. «Это простое совпадение, – сказал он себе. – Случайность. Не нужно было приходить. Уходи и забудь».
Краем глаза он уловил движение на соседней скамейке и резко повернул голову. Там кто-то сидел. Он заставил себя подняться и пошел прочь.
У самого выхода на улицу оглянулся. Человек по-прежнему сидел на скамейке, почти невидимый в вечерних сумерках. Андрею показалось, он смотрел ему вслед.
Ему повезло – он был один в купе. Ему нужно было подумать. Поезд мчал через ночь. За окном хлестал дождь, потоки воды стекали по оконному стеклу. Вагон раскачивался, как лодка в шторм. Старика звали Степан Антонович. Андрей несколько раз повторил вслух его имя. Ничего не отозвалось в нем, имя было вполне чужим. Это немного его успокоило. Мало ли где он мог видеть раньше похожее лицо. Мало ли…
«Не только лицо, – вдруг подумал Андрей. – Не только». На лицо он обратил внимание в последнюю очередь, потом. Сначала фигура, тяжелая шаркающая походка, необычная форма головы – большой, сильно приплюснутой с боков. И только потом он взглянул на лицо. Ведь мы узнаем человека не только по лицу. Даже не видя лица, мы знаем, кто это. Если, разумеется, человек знаком нам. Есть десятки других признаков, которые делают человека узнаваемым. Вот и получается, что он узнал старика… Узнал!
И тот человек на скамейке… Было холодно, шел дождь, мелкий и колючий, а он сидел на скамейке в нечистом темном дворе, словно ожидал кого-то. «Он ожидал меня!» – внезапно осенило Андрея. Ему вдруг показалось, что за дверью купе, в коридоре, кто-то есть. Он явно слышал дыхание человека. Он вскочил и бросился к двери. Прижался, замер, прислушиваясь. Потом рванул ручку. Длинный коридор, освещенный тусклой лампочкой, был пуст. Там никого не было. Никто не подслушивал под дверью. Стучали колеса, хлестали струи дождя в оконное стекло.
Он вернулся в купе, испытывая стыд и растерянность. Он не узнавал себя. Ему казалось, что его мир, надежный и понятный, расползается, как ветхая ткань, а будущее заволакивает туманом. Кто знает, какие механизмы он задействовал, какие тайные силы стронул с места. И мнилось ему, то ли наяву, то ли во сне уже, что громадное колесо страшной повозки, вроде той, под которую бросаются фанатики, медленно катит прямо на него, а он не может шевельнуться, и кто-то сзади горячо дышит ему в шею. И он, Андрей, знает – как только колесо проклятой повозки поравняется с ним, его толкнут в спину. Как до того толкнули несчастного старика. Он слышал хруст собственных ломаемых позвонков и костей, чувствовал боль и тоску смертную…
Глава 13
Дела давно минувших дней…
Генерал Колобов после визита незнакомца еще долго сидел в кабинете, глубоко задумавшись. Он сам проводил Андрея Васильева до выхода, тщательно запер за ним дверь. Домработница уже спала, а то бы генерал не преминул сделать ей выговор за то, что без спроса пускает в дом чужих.
Этот… Андрей Васильев, интересно, как его настоящее имя, оставил номер своего мобильника. На всякий случай, как он сказал, а вдруг он, генерал Колобов, передумает и согласится дать интервью. Интервью! Парень не имеет ни малейшего представления о журналистике. Он даже политикой не интересуется. Потерянное поколение. «Поколение, выбравшее пепси» – ярлык, придуманный одним культовым, как теперь говорят, писакой. Их интересуют только деньги и удовольствия. Они ни во что не верят. Хлеба и зрелищ. Все уже было когда-то. Все повторяется. История закручивается спиралью. Генерал Колобов любил пофилософствовать на досуге.
Имя узнать не проблема, думал генерал. Что же ему нужно? Генерал мнил себя психологом и физиономистом. Лицо человека зачастую говорит больше, чем язык. И никогда не лжет. Что ему сказало лицо Андрея… Парень не мог скрыть своего любопытства. Он пристально рассматривал его, генерала, как будто пытался вспомнить… Именно! Он напрягал память, пытаясь вспомнить! В нем не было неуверенности или страха. Одно любопытство. На вид ему около тридцати трех или тридцати пяти. Он видел по телевизору ту идиотскую передачу и пришел под надуманным предлогом. Ему удалось попасть в квартиру. Каким образом он это проделал? Он убедил консьержа, что генерал ожидает его. Прозвище консьержа – унтер Пришибеев за старание не по разуму. Мимо него и муха не проскочит. Этому Андрею удалось убедить его… И Нюшу! Которая даже немногочисленных друзей семьи долго рассматривает в глазок, прежде чем открыть дверь.
Тридцать три или тридцать пять… Как в той песне из времен его молодости, тридцать три – это возраст вершины! Возраст переосмысления и перелома. А потом начинаешь спускаться…
Генерал открыл сейф, помещавшийся в тумбе стола, достал серую папку. Посреди выцветшими лиловыми чернилами выведено каллиграфически его собственной рукой «Авенир»
[2]. Символическое название. Он бросил папку на стол. Помедлил. Раскрыл…
Копии документов, переснятых «на память». Оригиналы в закрытом архиве, с пометкой «Для служебного пользования». Фотографии подлинные, сделанные им самим почти тридцать лет назад. Проект «Авенир», зачатый идеалистами. Он тоже был идеалистом. Все они были тогда идеалистами. Для него это был блестящий старт, который, увы, так и остался лишь стартом. Идеализм зачастую заканчивается весьма плачевно. Добро хоть выплыл, уцелел, когда все рассыпалось как карточный дом, а ведь какие головы полетели! С него спрос был почти никакой, согласно занимаемой должности. Ему даже доверили свернуть проект, что он и выполнил на «ять» – четко, красиво, слаженно.
Кому, как не ему? Он знал о проекте больше, чем кто-либо другой. Те знали по документам и инспекциям, он – стоял у истоков. Он же представил и рапорт о ликвидации объекта, который был одобрен. Это, правда, не помешало последующей ссылке его в тьмутаракань и почти десятилетнему перерыву в карьере…
Генерал Колобов вздохнул. Сколько лет прошло? Почти тридцать. Сейчас вряд ли кто помнит, что такое проект «Авенир», даже из стариков. Многие уже ушли, да и знали-то единицы. Объект был сверхсекретный. Охрана, контрольно-пропускные пункты, «фотоловушки» на многие километры вокруг. Даже те, кто там работал, не знали ничего, кроме своих лабораторий, и практически не видели никого, кроме самого узкого круга коллег. Они и понятия не имели, что делается на других этажах.
Фотографии… Он взял ту, что была сверху, вгляделся, поднеся близко к глазам. Черно-белая, она потускнела от времени, стала ломкой и казалась размытой. Отец проекта, кодовое название «Главный», он же «Отец» – известный профессор-генетик, биолог и философ. Хобби у него было такое – философия, даже писал что-то в дневнике о смысле существования… Он же – донор генетического материала. Значительное лицо, мощный лоб мыслителя, взгляд исподлобья. Седая борода. Они не любили друг друга в силу «разности потенциалов», как назвал их отношения Учитель, известный юморист. Для них он всегда был чужим. Они делали дело, а он путался под ногами. И негласное соперничество было. Он отыгрывался, заставляя неукоснительно соблюдать правила безопасности. А может, все это ему казалось по молодости, вдруг подумал генерал. Ведь делали одно дело. Сейчас, по прошествии почти тридцати лет, ему уже казалось, что отношения у них всех были вполне товарищеские.
