– Я уже пригласила, – Инга пристально посмотрела на мужа. – Завтра Роман будет в Монтальчино часикам к шести вечера. Я думаю, ты не будешь против, если наш соотечественник переночует у нас?
– Инга, ты в своем уме? – Володя злился на жену и не скрывал этого. – Ты просто ставишь меня перед фактом. А вдруг завтра я не смог бы его принять?
– Не волнуйся, дорогой. Я в состоянии показать и рассказать о нашем винограднике. Ты можешь ехать по своим делам.
– Мне нужно немедленно пройтись, – Артемьев шагнул и громко хлопнул за собой дверью.
Женщина неторопливо докурила и затушила бычок сигариллы в красивой пепельнице из цветного стекла. Она частыми глотками допила вино, затем поднялась в спальню. Бокалы и пепельницу с окурками Инга убирать не стала.
В спальне Артемьева записала в своем тайном блокноте, в том, где хранила выдержки из книги Моэма, одну-единственную фразу: «Я хочу, чтобы вся моя жизнь стала одним большим и приятным воспоминанием о тебе, мой дорогой Рома!»
Она приняла горячий душ, смыла с себя тяжесть разговора с мужем, накинула легкий халатик на еще влажное тело и забралась под одеяло. Только в постели Артемьева вспомнила, что не почистила зубы, но вставать ей было уже неохота. Инга закрыла глаза и стала засыпать с полной уверенностью в том, что Вова не поднимется к ней, а ляжет спать на диване в гостиной.
– Привет, моя голубушка, как вы там поживаете, в этой чужеземной Италии? – Мария Николаевна несказанно обрадовалась звонку дочери. В это время старушка возилась на кухне: она стряпала угощения для приглашенных подруг.
Инга редко звонила матери, не чаще одного раза в месяц, но для их не столь теплых отношений этого было вполне достаточно.
– Хорошо, что ты позвонила, котенок мой. Я тут нарезаю салатики, рыбку жарю, пирог яблочный пеку. У меня сегодня вечером гости. Вот. Не хочу ударить в грязь лицом. Как Володя? Как у вас с ним дела?
– Мама, все нормально. В общих чертах не настолько плохо, как могло бы быть. Ты знаешь, возможно, мы скоро… – Инга на секунду замолчала. – Мы скоро приедем в Москву. Собираемся, по крайней мере. У нас все хорошо.
– Я рада за вас. Врешь, конечно, но я сделаю вид, что верю тебе, – Мария Николаевна никогда не отличалась тактом, поэтому не стала изменять себе и сейчас.
– Мама, я не вру. Он стал более внимательным ко мне, задает вопросы. Сегодня вот завтрак в постель принес. Пережаренную и пересоленную яичницу, правда, но все равно приятно. Я даже удивилась. Раньше, когда у него звонил телефон, он выходил из комнаты, сейчас разговаривает в моем присутствии и только с деловыми партнерами. Знаешь, мне порой кажется…
– Прости, крошечка, я перебью тебя. Мне не терпится поделиться с тобой большой радостью. Петр Аркадьевич сделал мне предложение.
– Кто такой Петр Аркадьевич?
– Помнишь, я рассказывала тебе о нем. Ну тот самый, с которым я познакомилась на занятиях по латиноамериканским танцам. Он ухаживал за мной долгое время, дарил цветы. Вот вчера пригласил меня на свидание. Сначала мы пошли в театр на чудеснейший спектакль, затем выпили вина с ягодками в прекрасном ресторане, а потом Петр Аркадьевич попросил меня стать его женой.
Артемьева молчала. Она была ошарашена этой новостью. В уме Инга подсчитала, что если Мария Николаевна примет это предложение, то этот самый Петр Аркадьевич окажется ее мужем под номером четыре. Дочь не могла сказать, что ее переполняет радость, но она всегда в подобных случаях удивлялась легкомыслию и волшебной непосредственности своей матери. Инга частенько признавалась себе, что ей не удалось перенять эти самые главные качества характера Марии Николаевны.
Артемьева шла по итальянской земле мимо развесистых виноградных лоз и общалась по мобильному телефону с такой родной и такой чужой матерью.
– Это замечательная новость. Я поздравляю тебя, – выдавила из себя Инга. – Вы определились с датой?
– Спасибо. Знаешь, Ингуля, я решила его немного помучить. Я сказала Петру Аркадьевичу, что мне надо подумать, – Мария Николаевна громко рассмеялась. – Недолго, думаю, недельку-другую.
– Есть вероятность, что ты ему откажешь?
– Нет! Что ты! Никогда. Мужей мало не бывает. Я соглашусь, но позже. Хочется над ним чуть-чуть поиздеваться. Знаешь ли, женщинам свойственен в некоторой мере садизм.
Артемьева слушала воркование матери и улыбалась. Она всегда завидовала ее непосредственности, этому слепому следованию своим внутренним порывам, этому поведению, лишенному лицемерия и стереотипных рамок. Инга не всегда могла искренне выражать свои чувства и эмоции. Ей нелегко было отражать свои душевные переживания, радости и смятения. Мария Николаевна имела редкостную способность удивляться и сопереживать как близкому, так и совершенно чужому человеку, не прячась за маской равнодушия.
– Инга, ты хотя бы любовника завела? – спросила мать у дочери с такой интонацией, с которой обычно интересуются, наклеили ли обои в спальной комнате.
– Нет, мама, не завела. Я счастлива со своим мужем, – соврала Артемьева. Сама она не считала это ложью, простая недоговоренность, не более. «Да, характер, как и цвет глаз, на всю жизнь», – подумала про себя Инга.
– Володя все еще встречается с той девочкой?
– Не знаю. Я не спрашивала. Возможно, да.
– Ты успокоилась по этому поводу?
– Вполне.
– Умница! Детка, давай попрощаемся с тобой, а то у меня пирог в духовке и куски рыбы в сковородке сейчас сгорят. Целую тебя крепко, радость моя!
– Целую.
Мария Николаевна положила телефонную трубку и вернулась к своим кухонным заботам. Инга еще недолго послушала отбойные гудки, а затем бросила мобильник в широкий боковой карман своей вязаной жакетки. Она присела на скамейку и поджала под себя ноги. Володя действительно удивил ее сегодняшним завтраком с подгоревшей яичницей. Муж не делал ничего подобного лет сто. Артемьева понимала, что вчера вечером обидела его, и Вова не поднялся ночевать в спальню. Но с утра супруг решил побаловать свою спутницу жизни яичницей.
Инга оглянулась: вокруг нее было спокойствие и молчаливость земли. Стала ли для женщины приятной неожиданностью эта утренняя яичница? Нет, ей было все равно. Она ждала приезда в Монтальчино Плотникова. Он обещал привезти с собой Лию. Инга была переполнена нетерпением. Артемьева попросила Анну Михайловну приготовить вкусный ужин, купить ребенку мороженого, шоколада и мармеладных конфет, которых в поместье не было, так как Артемьевы не любили сладкое.
Инга поднялась со скамьи и направилась в сторону дома. Ей нужно было привести себя в порядок перед встречей с Ромой. Сегодня вечером Инге хотелось быть красивой как никогда. Секундант и два дуэлянта, не подозревающих о предстоящей ментальной дуэли.
В каждом человеке заключено множество тайн и загадок. Добродетели и пороки живут в нашей душе так же, как эритроциты и лейкоциты в крови, на протяжении всей жизни. Они борются друг с другом, доставляя людям страдания и радости. Артемьева всегда считала, что добродетели в ней преобладают, но в последнее время она стала в этом сомневаться. Сомнения впервые посетили ее после встречи с Плотниковым. Такие возвышающие добродетели, как терпимость и благопристойность, кажется, стали покидать ее.
