– Откуда он взялся? – спросил я.
– Доставили с почтой.
Но на конверте не было ни марок, ни адреса. Кто-то принес его сюда лично и оставил во входящей корреспонденции. Возможно, сначала попытавшись доставить его мне лично…
Холл опустел. Ресторан закрылся рано; висело объявление, что часовня тоже закрыта. Проход перекрывали ограждения.
– Что там происходит? – спросил я у монахини.
– Ремонт, – ответила она.
Еще одно объявление гласило, что на последний этаж, где жили мы с Петросом, можно попасть только на втором лифте.
– Сестра, вы кому-нибудь говорили, где мы остановились? – спросил я.
– Нет, конечно! – воскликнула встревоженная монахиня. – У нас строжайшие указания. Наверное, это какое-то недоразумение.
Я выудил из сутаны ключ от нашего номера. На брелоке был выбит рельефный логотип «Казы», а рядом выгравирован номер комнаты. Возможно, это моя ошибка. Возможно, кто-то увидел у меня ключ. Он открыто оповещал всех, где мы с Петросом поселились.
– Будете выезжать, святой отец? – спросила монахиня, протягивая руку за ключом.
– Нет. – Я опустил его обратно в сутану.
Вряд ли мы вернемся, но объявлять об этом вслух тоже не стоило.
Диего забрал наши сумки и кивнул на дверь.
– Ваш седан ждет вас.
Наш седан! До дворца Лучо – пять минут неспешной прогулки. И все же еще никогда в жизни я так не радовался поездке на машине.
Когда мы приехали, нас встретили только монахини.
– Его высокопреосвященство и ваш брат еще работают на выставке, – пояснил Диего и покачал головой так, будто внизу, в музеях, сейчас раскапывали новый круг ада.
– Что же произошло?
Я протянул ему фотографию в конверте. Прочитав сообщение на обороте фотографии, он нахмурился.
– А ваша охрана?
– Жандарм сказал, что ее отозвали.
– Сейчас разберемся, – проворчал Диего.
Но прежде чем он дотянулся до телефона, стоящего у него на столе, я спросил:
– Диего, вы что-нибудь об этом знаете? – Я указал на надпись на фотографии. – Об открытии, которое совершил Уго?
– О Диатессароне?
– Нет. О чем-то более важном.
Диего перевернул фотографию.
– Здесь написано именно об этом?
– О чем-то подобном упомянул и Майкл Блэк.
Имя было ему незнакомо, и он покачал головой. Мало когда дела клириков рангом ниже епископа попадали на стол моего дяди.
– Первый раз слышу. Но посмотрим, что скажет шеф жандармов.
Я замахал рукой.
– Дайте я сперва поговорю с Симоном и с дядей.
– Вы уверены?
Прежде всего, я не был уверен, что могу сейчас доверять жандармам.
Диего посмотрел мне в глаза.
– Алекс, вы здесь в безопасности. Я обещаю.
– Я очень вам благодарен.
– Диего, можно мне фруктового пунша? – попросил Петрос.
Диего улыбнулся.
– Три фруктовых пунша, ваш заказ принят, – сказал он и подмигнул мне.
Он умел смешивать хороший негрони
[13].
Но прежде чем уйти, Диего на секунду замешкался и вполголоса прибавил:
– Сегодня вечером к нам придет гость.
– Знаю.
– Вы к нам присоединитесь?
– Да.
Что-то в моем ответе заставило его снова нахмуриться. Но, поколебавшись, он все же двинулся в сторону кухни.
Когда Петрос освоился, я сказал ему, что мне надо распаковать сумки. Диего понял намек и отвлек мальчика, чтобы я остался в спальне один.
Еще раз вынув фотографию из конверта, я посмотрел на телефонный номер, написанный на обороте. Это был стационарный телефон, где-то в пределах городских стен. У ватиканских номеров тот же код города, что и у римских, но начинаются они на шестьсот девяносто восемь. За несколько евро владелец номера мог анонимно купить в Риме сим-карту. Но он прислал конверт, и это наверняка что-то означает.
Я набрал коммутатор и попросил монахиню проверить телефон по базе данных.
– Святой отец, – вежливо ответила она, – наши правила этого не разрешают.
Я поблагодарил ее за потраченное время и повесил трубку. На коммутаторе работает около десятка монахинь, и я вряд ли попаду на одну и ту же дважды. Я перезвонил и представился электриком из отдела эксплуатации. Кто-то подал заявку на ремонт, но у меня есть только номер для связи, ни имени, ни адреса.
– Это открытая линия, – любезно сообщила она. – В палаццо Николая Третьего. Четвертый этаж. Это все, что здесь сказано.
– Спасибо, сестра.
Я прикрыл глаза. Папский дворец – нагромождение маленьких дворцов, которых веками пристраивали друг к другу очередные папы. Дворец папы Николая Третьего – его ядро, насчитывающее более семисот лет. В нем находится самый могущественный орган Святого престола. Государственный секретариат.
У меня заныло в животе. Секретариат безлик. Люди там приходят и уходят. Их набирают, отправляют за границу, заменяют. Есть только один способ узнать, чей это телефон.
Я набрал номер и долго ждал ответа. Наконец послышался звук автоответчика. Но – никакого голоса. Никакого сообщения. Лишь тишина, после которой раздался короткий сигнал.
Я не подготовил речь, но она родилась сама собой.
– Не знаю, чего вы от меня хотите, но у меня для вас ничего нет. Я ничего не знаю. Ногара не рассказывал мне никаких секретов. Прошу вас оставить меня и моего сына в покое.
Я подождал еще немного и повесил трубку. В соседней комнате через приоткрытую дверь я видел, как Петрос играет на компьютере Диего в игру «рыбная ловля». Он забрасывал удочку и ждал. Забрасывал и ждал.
День угасал. Из окон пентхауса я видел все, что происходило в стране. Любой человек, приходящий с любой стороны, оказывался как на ладони. Нас ничто не могло застать врасплох. Осознание этого помогло мне унять панику, которая сменилась усталой настороженностью. Диего нашел колоду карт и учил Петроса играть в скопу – игру, в которую я играл с Моной в больнице, когда сын родился. Лучо и Симон вернулись с выставки в начале седьмого. Дядя немедленно захотел узнать, что случилось и почему у нас с Петросом больше нет охраны. Чтобы не объясняться в присутствии Петроса, я ушел от темы. Монахини закончили готовить обед и все расставили, и мы с какой-то непонятной поспешностью сели поесть. Лучо, занявший место во главе стола, начал читать молитву. Мы произносили ее вместе, четыре священника и мальчик. И как никогда прежде, чувствовали себя обычной семьей.
