– Безусловно, монсеньор!
Он расслабился.
– Я составил прошение о том, чтобы отца Симона отдали на поруки вашему дяде. Не знаю, удовлетворят ли это прошение. В любом случае я не вижу, как его показания могут помочь обвинению, поскольку говорить он отказывается.
Миньятто забрал список и, поковырявшись с замками, вложил бумагу в портфель.
Я обнял его одной рукой и сказал:
– Благодарю вас, монсеньор!
Он в ответ легонько похлопал меня по спине.
– Меня не благодарите. Благодарите его!
Вдалеке, приближаясь к Дворцу трибунала, шел архиепископ Новак. Мы молча смотрели, как жандармы впустили его и закрыли за ним двери.
Без нескольких минут восемь двери зала суда снова открылись, уже для всех остальных. В назначенное время судьи вышли из судейской. И без предисловий обратились к жандарму:
– Офицер, пожалуйста, пригласите первого свидетеля.
В зал пригласили Гвидо. Он приехал в черном костюме, серой рубашке и серебристом галстуке, с массивными золотыми часами на руке. Только задубевшая кожа выдавала в нем сельского жителя. Нотариус встал, Гвидо принял обе присяги и представился как Гвидо Андрео Донато Канали, единственный человек в Риме, у которого больше имен, чем у папы.
– Вы присутствовали в Кастель-Гандольфо в ночь, когда был убит Уголино Ногара? – спросил председательствующий.
– Верно.
– Пожалуйста, расскажите нам, что вы видели.
– Я отрабатывал смену, и мне позвонил отец Алекс Андреу, брат обвиняемого. Попросил открыть ему ворота.
Старый судья подался вперед. В речи Гвидо не слышалось ни обычной грубости, ни развязности. Он даже не показал пальцем, когда назвал мое имя.
– Я отвез его на своем грузовике, – продолжал Гвидо. – Мы доехали почти до самого…
– Стоп! – Судья хлопнул рукой по столу. – Вы открыли ворота, потому что вас попросил об этом приятель?
– Монсеньор, – стушевался Гвидо, – я не должен был этого делать. Теперь я понимаю. И приношу свои извинения.
– И куда именно вы привезли вашего друга, брата обвиняемого? – сердито спросил председательствующий.
– От ворот ведет всего одна дорога. По ней мы и направились. Затем отец Алекс увидел своего брата и вышел.
Миньятто поднял руку.
Но молодой судья предвидел возражение.
– Синьор Канали, вы видели обвиняемого? Вы знаете, что брат видел его?
Гвидо глотнул воды и громыхнул тяжелыми часами.
– Я знаю, где нашли тело Ногары. Прямо рядом с тем местом, где отец Алекс вышел из моего грузовика. Вот.
Председательствующий судья развел руки.
– Давайте по хронологии: в какое время с вами связался брат ответчика?
– Примерно за пятнадцать минут до того, как появился у ворот. Я смотрел на телефоне. В шесть сорок две.
– И откуда он звонил?
– Со стоянки у подножия холма, – ответил Гвидо.
Судья что-то записал.
– Сколько времени надо, чтобы доехать отсюда до Кастель-Гандольфо?
– Семнадцать миль. Три четверти часа.
– Вы уверены?
– Я этот путь проделываю каждое воскресенье, когда езжу к матери.
Судья сделал еще одну пометку.
– Но в ночь убийства доктора Ногары шел дождь?
– Еще какой! Прямо наказание божье.
– Значит, поездка могла занять больше времени?
Гвидо пожал плечами.
– Когда разнепогодится, люди не выезжают. Меньше транспорта на дорогах. По-всякому бывает.
Я понял, куда клонит судья. Он верил, что Гвидо в Кастель-Гандольфо ничего не видел, но подсчитывал, когда Симон мне позвонил, – рисовал новый график дня смерти Уго. Я заметил, что у Миньятто озабоченный вид.
– Благодарю вас, синьор, – кивнул председательствующий.
Он уже собирался отпустить Гвидо, но Миньятто дал ему знак, и судья разрешил монсеньору подойти. На глазах у зала Миньятто положил перед председательствующим лист бумаги, судья молча прочел и кивнул.
– Еще один, последний вопрос, – сказал он.
Гвидо в первый раз бросил взгляд на меня. Его глаза горели ненавистью. Я понял, что ему страшно и хочется поскорее уйти домой.
– Конечно, – ответил он.
– Почему вы открыли ворота брату обвиняемого?
Я увидел, что задумал Миньятто, и на секунду пожалел Гвидо. Все уже и так было ясно, но если этот вопрос нужен, чтобы освободить Симона, пусть спрашивает.
Гвидо просветлел. Он ничего не понял.
– Я сделал это потому, что мы с отцом Алексом вместе выросли. Мы старые друзья.
– Вы вымогали у него взятку? – прищурился председательствующий. – Два билета на выставку доктора Ногары?
Старый судья жестко смотрел на Гвидо сверху вниз. Тот сжался, как нашкодивший щенок.
– Ну… То есть… – Гвидо повернулся ко мне, словно прося поддержки. – Все было не совсем так. Я только сказал…
Миньятто делал в блокноте заметки, вернее – сосредоточенно царапал неразборчивые каракули, чтобы никто не заметил торжествующую улыбку на его лице.
– Синьор Канали, – с отвращением сказал председательствующий, – вы свободны. Трибунал выслушал ваши показания.
Несколько ошарашенный Гвидо поднялся, поправил пояс, разгладил на животе галстук и молча вышел.
– Офицер, следующего свидетеля, пожалуйста. – Судья посмотрел на лежащий перед ним перечень. – Прошу вызвать синьора Пеи.
Один из неизвестных мне людей в списке Миньятто.
«Кто это?» – написал я в блокноте.
Миньятто не ответил.
Человек назвал себя: Джино Пеи, шофер понтификальной автомобильной службы. Видимо, один из не объявленных ранее свидетелей, поскольку Джанни никогда не говорил, что кого-то из шоферов вызывали для дачи показаний. Миньятто внимательно наблюдал за ним.
– Синьор, – спросил председательствующий судья, когда с присягами закончили, – здесь сказано, что ваша должность – диспетчер смены. Что это значит?
– Монсеньор, это не должность, а только уровень ответственности. Это значит, что я – шофер, который распределяет работу по своим коллегам по мере поступления вызовов.
– Иными словами, вам известно обо всех поступающих вызовах.
– Во время моей смены – да.
– А как долго вы работаете шофером в службе?
– Двенадцать лет.
– Сколько пассажиров вы перевезли за двенадцать лет?
– Сотни. Тысячи.
