Рука шофера легла мне на плечо, веля выходить.
– Святой отец, мне очень жаль, – сказал Новак. – Все не так просто, как вам кажется. Ваш брат рассказал вам не всю правду.
Он пожал мне руку, так, как делал Иоанн Павел на площади Святого Петра, утешая совершенно незнакомых людей. Словно я проделал весь путь, чтобы снова ничего не понять.
– Святой отец, – сказал позади меня швейцарский гвардеец.
И ни слова больше.
Рука Новака отпустила мою, и я вышел. А Новак все продолжал смотреть на меня.
У меня в телефоне висело три сообщения от Миньятто, он приказывал мне немедленно вернуться во Дворец трибунала. Я не стал отвечать.
Вместо этого подошел к гвардейцу, который стоял на часах у восточных дверей и видел, как я выходил из машины архиепископа Новака.
– Давид? – спросил я.
– Деннис, святой отец.
– Деннис, мне нужно повидаться с братом.
Апартаменты кардинала Бойи – прямо над нами. В них – Симон.
– Я позвоню, чтобы вас встретили, – сказал он.
– Не нужно, я сам поднимусь.
Я сделал шаг к двери, но он преградил мне путь.
– Святой отец, сначала мне нужно позвонить.
Я отодвинул его в сторону.
– Скажи кардиналу Бойе, что к нему пришел брат Симона Андреу.
Словно из воздуха возник второй гвардеец.
– Лорис, – сказал я, узнав его, – мне нужно пройти.
Он приобнял меня и повел вниз по лестнице. Внизу спросил:
– Святой отец, что случилось?
– Я иду к Симону, – сказал я, вырываясь.
– Вы знаете, что вам не разрешено.
– Он там, наверху.
– Знаю.
Я резко остановился.
– Ты видел его?
– Нам нельзя входить в апартаменты.
– Скажи мне правду.
Он помолчал.
– Один раз видел.
Волнение сжимало мне горло.
– С ним все в порядке?
– Я не знаю.
– Пропусти меня!
– Идите лучше домой.
Я снова почувствовал его руку и стряхнул ее. Увидев это, второй гвардеец позвонил по рации и вызвал подкрепление.
– Святой отец, – сказал Лорис, – идите.
Я отступил. И во всю силу легких крикнул в сторону окон второго этажа:
– Кардинал Бойя!
Со стороны дирекции секретариата бежало еще два гвардейца.
Я снова шагнул назад и крикнул:
– Ваше высокопреосвященство, я хочу видеть брата!
Несколько рук схватили меня и начали подталкивать к выходу со двора.
– Я скажу вам все, что вы захотите! – кричал я. – Только дайте мне повидать брата!
Я пытался освободить руки, но меня тащили прочь по брусчатке двора.
– Прошу вас! – умолял я их. – Я должен, должен его увидеть!
Но когда мы покинули двор, два швейцарца закрыли металлические ворота.
– Уходите, святой отец, – сказал Лорис, указывая на дорожку, ведущую из дворцового комплекса. – Пока еще можно.
На ватных ногах я поплелся назад.
«Ваш брат рассказал вам не всю правду».
Я смотрел на дворец через прутья железных ворот, чувствуя себя раздавленным. И вдруг там, на другой стороне двора, я кое-что увидел. В окне второго этажа разошлись занавески. Между ними, всего на мгновение, я заметил кардинала Бойю.
В оцепенении я пошел прочь. У внешних ворот дворца меня ждал Миньятто. Увидев выражение моих глаз, он взял меня под руку и сказал охране:
– Я заберу его.
Мы молча шли назад к трибуналу. Не знаю, слышал ли мон-сеньор, как я кричал. Впрочем, наплевать.
Рядом с залом суда был кабинет. Миньятто занялся делами, так и не обмолвившись со мной ни словом. Архивариус протянула ему папку с бумагами и попросила расписаться. Новые показания. Новые свидетели.
– Записей с камер так и нет? – спросил у нее Миньятто.
Она покачала головой.
И как ему удается с такой серьезностью играть в этот балаган?
– Это те, которые я запрашивал? – спросил он, показывая на серию фотографий.
Она проглядела снимки. Я заметил на них знакомые мешки с вещдоками. Предметы из машины Уго. Миньятто отчитал меня за то, что я пробрался в гараж, а теперь запрашивает данные, которые я там нашел. Я сердито глянул на него. Он продолжал молчать.
– Все правильно, монсеньор, – сказала архивариус.
– Спасибо, синьора.
Его рука снова легла мне на спину, выпроваживая из кабинета. Наконец он заговорил со мной.
– Идемте пообедаем, святой отец.
День уже перевалил свой пик и угасал. Миньятто прикрылся от солнца рукой, как козырьком.
– Нет, – сказал я.
– Петрос может к нам присоединиться. Надо поговорить о голосовом сообщении, которое Ногара оставил вашему брату в нунциатуре. Трибунал приобщил его к делу.
– Нет.
Он убрал руку, глядя себе под ноги.
– Я понимаю, что вы испытываете, но, святой отец, может быть, вам лучше сейчас отдохнуть от суда.
– Я буду делать то, что необходимо.
– Что вам сказал архиепископ Новак? – прищурившись, спросил Миньятто.
– Что брат мне лгал.
– О чем?
Я и сам не знал. Имея серьезные основания, он мог скрывать все, что угодно.
– Отец Андреу, скажите.
Но в этот миг зазвонил мой телефон. И я узнал номер.
– Майкл? – спросил я, немедленно ответив.
– Алекс, я был в самолете, не мог взять трубку.
– Что?
– Я сейчас в аэропорту.
– В каком?
– В Тимбукту! Сами-то как думаете? Через час буду в городе. Если адвокат Симона хочет пообщаться, пусть будет готов.
«Это он?» – одними губами спросил Миньятто.
Я кивнул.
– Дайте мне с ним поговорить.
Я протянул телефон.
– Отец Блэк? – сказал Миньятто.
Он достал из-за обшлага сутаны ручку и, открыв блокнот, стал записывать на внутренней стороне обложки. У него за спиной в Музеи и из Музеев сновали грузовики. Я снова подумал о словах архиепископа Новака. До открытия выставки оставалось всего двадцать четыре часа.
– Вы дадите показания? – спросил Миньятто. – Как скоро вы можете быть готовы?
