– Можете рассказать подробнее? – попросил судья.
– Да мне, пожалуй, нечего больше рассказывать. Как вы и сказали, Ногара считал, что обнаружил нечто важное. Отец Андреу просил его не шутить с этим. Я спросил его, о чем идет речь, но он ответил, что сначала хочет обсудить это с отцом Андреу.
– Я правильно вас понял? – наклонился к столу судья. – В день накануне своей смерти доктор Ногара собирался обсудить с отцом Симоном Андреу их разногласия?
– По крайней мере, так он мне сказал, – с раздражением ответил Майкл.
В наступившей тишине председательствующий взял в руки папку. Я узнал надписи на ней: личное дело из секретариата. Должно быть, только что получено от кардинала Бойи.
– Отец Блэк, – сказал судья, – можете объяснить трибуналу, как вы получили раны на лице?
У Майкла дернулась губа.
– Нет. Не могу, – холодно ответил он.
– Почему?
– Потому что я дал присягу не рассказывать об этом.
Архиепископ Новак очень внимательно следил за беседой.
– Вы можете сообщить трибуналу, где именно это произошло?
– Нет. Не могу.
– В аэропорту, не так ли?
– Без комментариев.
– В Бухаресте?
– Я сказал, без комментариев!
Судья достал из дела фотографию и предъявил ее Майклу. Я узнал копию фотографии, которую нашел в сейфе Уго. Той самой, что сейчас лежала у меня в бумажнике.
– Отец Блэк, ведь это вы?
Майкл насупился.
Судья положил первое фото и взял второе, которого я раньше не видел. На нем была зона выдачи багажа, где избили Майкла.
– Что вы там делали? – спросил судья.
Впервые за сегодня Майкл выглядел встревоженным. Появление досье оказалось неожиданным поворотом.
– Раз у вас есть все ответы, – проворчал он, – что здесь делаю я?
– В протоколе расследования сказано, – продолжал судья, – что в Бухаресте с вами был еще один священник секретариата. Кто он?
На шее у Майкла напряглись мышцы. Он водил рукой по краю стола. Судья не давал ему возможности уйти от вопроса – трибуналу надоели недомолвки.
– Вы были с отцом Андреу, верно?
– Да. Верно.
Тишина звенела в ушах. Майкл нарушил присягу! Значит, нервничает…
– Отец Блэк, и что же обвиняемый делал в Румынии?
Архиепископ Новак снова поднял руку и сказал:
– Стоп.
Но Майкл пропустил его замечание мимо ушей.
– Я вам скажу, что он делал! То же самое, что и я. Выполнял приказ!
Новак встал. Слова Майкла он оставил без внимания и смотрел только на судей.
– Вы можете задавать вопросы о травмах отца Блэка, но не о поездках отца Андреу. Благодарю вас.
– Да, ваше преосвященство, – сказал председатель.
И сразу, словно боясь, что другого шанса не представится, спросил:
– Отец Блэк, кто на вас напал?
Майкл поерзал на стуле. Передышка позволила ему собраться с духом.
– Без комментариев, – сказал он.
Судья молча достал из дела еще одну фотографию и показал Майклу.
– Снимок с камеры безопасности в аэропорту, – сказал он.
Мы с Миньятто вытянули шеи, пытаясь рассмотреть изображение. Над распростертым на полу телом Майкла навис, глядя на него, человек в черной сутане. Фотография была зернистой и маленькой. Но Майкл послал из-за свидетельского стола многозначительный взгляд Новаку.
Миньятто смотрел на фотографию не отрываясь.
– Боже мой, – услышал я его приглушенный возглас.
– Кто там? – прошептал я.
– Отец Блэк, расскажите нам, что произошло, – быстро сказал судья, пытаясь воспользоваться молчанием Новака, пока не поздно.
Я еще раз посмотрел на фотографию и по-прежнему не смог разобрать лица. Но под ложечкой у меня засосало. Священник стоял над телом Майкла в позе боксера над поверженным противником.
– Как я уже говорил, – ответил Майкл, – он делал то, что ему было приказано. А я – то, что было приказано мне.
У меня онемело все тело. Даже дыхание стиснуло в груди.
Судья еще раз показал Майклу фотографию его лица.
– Вы хотите сказать, что обвиняемому кто-то приказал это сделать?
– Андреу отправили на встречу с православным патриархом. Кардинал Бойя хотел знать, куда едет Андреу, и меня отправили следить за ним. Отец Симон увидел меня, и дело дошло до рукоприкладства.
– Он вас чуть не убил!
– Нет. У нас случилась размолвка. Первым ударил я. Андреу только отвечал. И был он там только потому, что его туда направили.
– Вы защищаете его? – прищурился председатель.
– Черта с два! – Майкл хлопнул рукой по столу. – Мне пришлось делать операцию! До сих пор не разрешают вернуться к работе!
– Тогда что вы хотите сказать?
– То, что вы, – он указал на троих судей в шелковых мантиях с горностаевой отделкой, – ничего не понимаете. У вас все либо правильно, либо неправильно. Либо черное, либо белое. Но на самом деле все не так. Здесь у нас надо драться за то, во что веришь. Драться!
– Что вы такое…
И именно в этот миг Майкл повернулся ко мне и сказал, глядя на меня безумными глазами:
– Алекс, простите, я солгал вам о том, что произошло в аэропорту. Но вы должны кое-что знать. Симон был неправ!
Я даже не понял, о чем он говорит. Все вокруг словно отдалилось и потонуло в тумане. Я смотрел на лицо Майкла, на раны, которые до сих пор не зажили. Симон не мог этого сделать. Не мог!
Судьи остановили Майкла. Сказали, что дача показаний окончена. Я в оцепенении смотрел, как он покидает зал суда. Потом услышал, что председатель вызывает следующего свидетеля. Того, которого я больше всего боялся.
– Офицер, вызовите вашего коммандера.
Вошел угрюмый человек в знакомом темно-синем блейзере и темно-сером галстуке с узором. На расстоянии казалось, что вместо лица у него один крючковатый нос и сетка морщин. Но когда он приблизился, остались только его маленькие черные глазки. Этот человек все видел, замечал каждого зеваку, что таращился на папу. Лет шестьдесят он служил в стенах Ватикана, сорок из них – директором папской службы безопасности, и в день, когда в Иоанна Павла на площади Святого Петра дважды стреляли и чуть не убили, он пешком догнал стрелка. Принимая сейчас присягу, он неразборчиво бормотал слова, но судьи, зная его репутацию, позволяли ему эту вольность. Ватиканская газета писала, что он никогда не давал интервью. Ни разу за все шесть десятков лет.
