– Коммандер, – сказал председатель, – назовите, пожалуйста, трибуналу свое имя.
Он внимательно изучил каждого монсеньора, одного за другим. Потом глубоким голосом ответил:
– Эудженио Фальконе. Главный инспектор ватиканских жандармов.
Не дожидаясь вопросов, он достал из нагрудного кармана лист бумаги – свои записи.
Завидев это, Миньятто встряхнулся и перешел к действиям. Он поднял руку и что-то набросал в блокноте. Я едва успел прочитать запись, прежде чем Миньятто сунул ее председателю.
«Канон 1566: Свидетели должны давать показания устно, не зачитывая записей».
Судья проигнорировал замечание. Трибунал приготовился слушать.
– Покойный, – прочитал вслух Фальконе, – был убит одним выстрелом в правый висок пулей калибра шесть – тридцать пять миллиметров, выпущенной с близкого расстояния. Огнестрельное оружие данного калибра было зарегистрировано на имя покойного, и у нас есть основания полагать, что до минуты убийства оно хранилось в пистолетном ящике у него в автомобиле.
Заявление заставило судей ахнуть. Но в нем содержалось недостающее звено: предмет, убранный из-под водительского сиденья в машине Уго, был пистолетным ящиком.
– Окно в автомобиле покойного, – продолжал Фальконе, – при осмотре оказалось разбитым, и пистолетного ящика на месте не обнаружилось. Мы пришли к заключению, что обвиняемый взломал машину покойного и забрал его пистолет с целью совершения убийства.
Председатель приступил к первой линии допроса.
– Эксперт-криминалист доктор Корви сообщил трибуналу, что вы рассчитывали найти определенную модель пистолета. Ваше предположение оказалось правильным?
Фальконе убрал свои записи.
– Мы еще ищем и ящик, и пистолет, – ответил он, едва раскрывая рот, из-за чего тот казался тонким, как надрез.
– Что вы можете сказать суду относительно результатов судмедэкспертизы, которая не обнаружила рядом с телом покойного ни бумажника, ни наручных часов? Эти предметы были найдены в Кастель-Гандольфо?
– Нет.
– Но это не наводит вас на мысль, что мы имеем дело с ограблением?
– Это наводит меня на мысль, что ограбление было сымитировано.
– Почему?
– Машину покойного взломали, но не обыскали перчаточный ящик.
Миньятто поспешно набросал еще одну записку и передал ее младшему судье.
– Инспектор, – вступил в разговор младший судья, – можете сообщить нам, сколько дней вы уже ищете все эти предметы? Пистолет, ящик, бумажник, часы?
– Шесть.
– И сколько ваших сотрудников ведут поиски?
– Двенадцать за одну смену. – В голосе Фальконе появились оправдывающиеся нотки. – Три смены в день.
Почти треть нашей национальной полиции.
– Вам оказывалась дополнительная поддержка?
– Да, со стороны карабинеров.
Итальянская полиция.
– И где могут быть эти предметы?
Фальконе сурово глянул на судей и ничего не ответил. Говорили, что он в состоянии отшвырнуть, как тряпку, взрослого человека, схватившего папу за край сутаны.
– Вот выписка из вашего полицейского рапорта, – сказал молодой судья. – Один ваш агент, Бракко, допрашивал в Кастель-Гандольфо отца Андреу. Верно?
– Да.
– Как близко стояли во время допроса эти два человека?
Фальконе нахмурился, сочтя вопрос невразумительным.
– На расстоянии вытянутой руки? – подсказал судья. – По разные стороны стола?
– На расстоянии вытянутой руки.
– То есть Бракко мог хорошо рассмотреть отца Андреу?
– Да.
– Вы сказали нам, что убийца избавился от улик. Поскольку тщательный осмотр не обнаружил этих предметов, рассматриваете ли вы возможность того, что их изъяли с места преступления?
– Да, на данный момент это наша рабочая версия.
– Но как мог отец Андреу изъять их, если Бракко допрашивал его, находясь на расстоянии вытянутой руки?
Лицо у Фальконе скисло еще больше. Он достал из кармана платок и вытер нос.
– К этому времени Андреу мог их уже спрятать.
Судья предъявил новую фотографию.
– Это фото сделал в Кастель-Гандольфо один ваш сотрудник, так?
– Да.
– На ней запечатлен отец Андреу в ночь убийства доктора Ногары. Вам видно, что на нем надето?
– Сутана, – сказал Фальконе.
Судья кивнул.
– Коммандер, вам известно, что носит священник под сутаной?
Фальконе кашлянул.
– Брюки.
– Правильно. Поэтому у сутан часто нет карманов, только прорези, ведущие к брюкам. Вы знаете, почему я об этом говорю?
Фальконе мрачно смотрел перед собой.
– Нет.
– Рискую показаться нескромным, – сказал судья, – но летом весьма некомфортно носить под шерстяной сутаной брюки. Поэтому некоторые священники просто их не надевают.
Судья продемонстрировал другую фотографию, на которой Симон присел на корточки рядом с телом Уго. Он подобрал подол, так что на несколько дюймов приоткрылись черные гетры. Брюк под сутаной у него не было.
– Коммандер, – сказал судья, – вы понимаете, что меня здесь смущает?
Я почувствовал прилив облегчения. Брату некуда было спрятать предметы! Когда Симон забрал из валявшейся в грязи греки свой телефон и паспорт, он до самого дома нес их в руках!
Фальконе продолжал тяжелым взглядом смотреть на судью. Но на сей раз тот не отвел глаз. Шефу жандармов пришлось отвечать.
– Это спорный вопрос, – сказал наконец Фальконе.
– Почему?
Фальконе дал знак жандарму у дверей, тот вышел из зала и вернулся, везя тележку с телевизором.
– Из-за того, что попало на запись с камеры наблюдения, – сказал Фальконе.
– Протестую! – встал Миньятто. – Защита еще не видела этого свидетельства. Оно было подано всего час назад.
– Протест удовлетворен, – кивнул председатель. – Трибунал удаляется на…
Но он замер, не договорив, и удивленно уставился на что-то у меня за спиной.
Я повернулся. Архиепископ Новак, сидевший в первом ряду, встал и медленным, тихим голосом произнес:
– Пусть запись будет показана.
– Но, ваше преосвященство… – удрученно сказал Миньятто. – Прошу вас…
Но Новак был непреклонен:
– Это очень важно. Пусть ее покажут.
Жандармский офицер вставил диск в проигрыватель. Некоторое время в зале суда не слышалось ни единого звука, кроме лихорадочного вращения диска. Затем запись начала воспроизводиться.
