– Яков Григорьевич, я же вас спрашиваю не об этом. Не о политических взглядах Филиппова, они понятны. А вот какой ранг он имел в науке? Мог по своему умственному потенциалу изобрести новый, чрезвычайно опасный способ истребления людей?
Подполковник пожал плечами:
– Не ко мне вопрос. Но по моему разумению, где ему… Был я у Филиппова в кабинете, после того как все случилось. Просматривал библиотеку, статейки его листал. Обо всем писал покойник, на любую тему. Разве так бывает? Хошь по философии, хошь по химии с физикой, хошь по экономике этого… как его?
– Маркса?
– Да, Маркса. Такие всеядные ничего стоящего создать не могут. Только болтать, и все равно о чем.
– Понятно. Вы сказали, что приезжали в дом на Жуковского в день смерти. Почему? Потому что хозяин был крамольник?
– Да, именно поэтому. Филиппов много лет состоял под надзором полиции. Иногда под гласным и всегда под негласным. И, признаться, доставлял нам много хлопот.
– Почему, Яков Григорьевич? Вы только что сказали, что он был болтун. У нас полстраны таких, каждый интеллигент норовит лягнуть правительство.
– У этого в руках был журнал, – пояснил начальник охранного отделения. – Он влиял на умы, совращал молодежь.
– Пусть так, – согласился Лыков. – Расскажите, пожалуйста, о проведенном дознании. Вы ведь дознавали его смерть? И пришли к выводу, что она наступила от естественных причин?
Сазонов покосился на циферблат настольных часов, вздохнул и начал свой рассказ:
– Значит, так. Одиннадцатого вечером доктор Филиппов заперся у себя в кабинете для очередного опыта…
– У него в квартире была лаборатория? – удивился коллежский советник.
– Точно так. А что тут странного?
– Опыты Филиппова, по его собственным словам, были связаны с взрывоопасными и ядовитыми веществами. Как же он не боялся за домашних?
– Черт их знает, революционеров этих. Но не боялся. Самая большая из комнат была у него отведена под лабораторию. Так о чем уж я?
– Что он вечером заперся, – напомнил Лыков.
– Да, точно. Домашним своим сказал, чтобы до полудня его не беспокоили. Мол, ляжет поздно, должен поспать.
– Часто наш ученый так поступал?
– Часто, поэтому никто не удивился. Ну, утром вся семья встала, ходят на цыпочках, чтобы не разбудить папашу. Из кабинета ни звука, значит, спит. Дождалась супруга, как было велено, полудня и пошла будить мужа. Стучит-стучит, а тот не отпирает. Ну, она забеспокоилась. Кликнули слесаря замок ломать, но тут уже мы подоспели…
– Как вышло, что охранное отделение узнало об этом так быстро?
Подполковник довольно покрутил ус:
– У меня служба поставлена!
– Наблюдение сработало? Кого вы к нему подвели, дворника?
– Точно так. Как пошел шум по подъезду, что дверь у Филиппова открыть не могут и надо слесаря звать, дворник нам тут же телефонировал. Поэтому, когда явился слесарь с инструментами, мы уж его дожидались…
Лыков перебил жандарма:
– Охранное отделение может войти в жилище лишь в сопровождении общей полиции. Кто с вами был в то утро?
– Не утро, день уже шел. Второй час пополудни. А из полиции явились пристав Второго участка Литейной части подполковник Лесников и частный врач
[10] статский советник Решетников. Ну, сломали дверь и вошли. Лежал он на полу возле лабораторного стола, ничком. В одном жилете без сюртука. Холодный уже. Крови под ним немножко натекло…
– Отчего кровь? Была рана? Куда и чем?
Сазонов объяснил:
– Филиппов, когда упал, ударился об угол стола. Вот тут, где скула.
– Точно сам, а не ударили его?
– Точно, Алексей Николаевич. И я внимательно разглядел, и доктор все вокруг обползал. Сам оцарапался, когда рухнул. Видать, смерть наступила мгновенно: упал, где стоял. Да и дверь заперта была изнутри на ключ.
– Ну, опытный человек снаружи щипцами повернет, и не подкопаешься.
Жандарм задумался над этой фразой, но быстро возразил:
– Нет, тут все сходится. Один он был, жена подтвердила. Никто ночью не приходил, она бы услышала.
– Хорошо, продолжайте.
– Ну, Решетников осмотрел труп и велел отвезти его на вскрытие. А мы опечатали бумаги, разобрали оборудование, что было на столе, и доставили сюда. Полистали бумаги и ничего стоящего не обнаружили. Вот, пожалуй, и все.
– Я должен увидеть архив Филиппова.
– Сейчас распоряжусь. Там немного, я думал, больше будет. У этой интеллигенции писательский зуд, им все кажется, что без их поучений страна заплутает.
– А лабораторное оборудование где?
Тут подполковник удивил сыщика:
– Да мы его уж выбросили.
– Как выбросили? Отчего?
– А пока разбирали, все взмокли. Железки всякие, линзы, колбы, реторты… Привезли сюда и собрать обратно уже не сумели. Черт там ногу сломит! Наука, а у нас в отделении ученых таких нет. Вот и выкинули как хлам. Но все описали и запротоколировали.
Лыков не верил своим ушам:
– Вы разгромили лабораторию Филиппова?
– Говорю же, так вышло. Оборудование надо было увезти из квартиры, чтобы изучить. Мало ли что этот смутьян изобретал? До меня доходили сигналы, что он готовит какие-то опыты, связанные с передачей на расстояние энергии химических взрывов. Вдруг это для бомбистов? Не мог же я оставить лабораторию в кабинете. Приказал вынести в том виде, в котором она была на столе, так стол в дверь не пролезал! Другого способа не было, кроме как разобрать. Не бросать же приборы. Бомбисты шасть следом за нами, и унесли бы лабораторию с собой.
– И вы ее сломали.
– Да! – подполковник даже вскочил и замахал волосатыми руками. – Моя задача была не дать использовать оружие – если оно оружие – террористам. И я эту задачу выполнил.
– Ваша задача шире, чем вы думаете, – попробовал вразумить жандарма сыщик. – Если то было оружие, в интересах правительства изучить его и поставить на защиту Отечества. А вы? С кем был согласован ваш вандализм?
– С Сергеем Васильевичем.
– Сергей Васильевич Зубатов всего-навсего надворный советник. Не ему единолично решать такие вопросы! Он согласовал это с руководством?
Сазонов смешался:
– Я полагаю, что да…
– С кем именно?
– Алексей Николаевич, вы уж у него сами об этом спросите. Для меня Зубатов – управляющая инстанция. Он приказал – я исполнил.
– Да… Вы хоть сфотографировали аппарат Филиппова?
