– Московское охранное отделение занимается не только Москвой. На нас вся округа: Московская, Владимирская, Калужская, Костромская, Нижегородская, Ярославская, Тульская, Смоленская, Рязанская и Орловская губернии. Никого не упустил?
– Тверская еще, – дополнил начальника Ионов.
– Черт, всегда их забываю…
Все помолчали, обдумывая услышанное.
– Что же, у нас нет ни одного анархиста? – недоверчиво переспросил Трепов.
– Пять-шесть человек так себя называют, – ответил Ионов. – Читают «Хлеб и волю», переписываются с ее редактором Гогелия. Есть один господин, стоящий особняком, – некто Новомирский. Приехал из Одессы. Это тот самый, который призывал анархистов идти с агитацией в уголовную среду…
– Уже теплее, – вставил Лыков.
– «Разбойники – единственные подлинные революционеры в России», – подхватил начальник сыскной полиции. Поймал удивленный взгляд генерала и пояснил: – Это цитата из Нечаева, того душегуба, который написал «Катехизис революционера».
Тут блеснул цитатой и ротмистр Ионов:
– «Невозможно угадать, где кончается товарищ анархист и где начинается бандит». Это, ваше превосходительство, уже социал-демократ Плеханов.
– А что Новомирский делает у нас в Москве? – насторожился Трепов, пропустив цитаты мимо ушей. – Вы приглядываете за ним?
– Глаз не сводим, – успокоили шефа жандармы. – Пока одессит ведет рассеянный образ жизни. Похоже, он там, на берегу моря, нашкодил, а у нас прячется.
– Откуда информация, что Грилюк примкнул к банде Андосова? – обратился генерал к Лебедеву. Тот покосился на Лыкова. Питерец прошептал: «Информация значит сведения».
– Виноват, ваше превосходительство, – поправился коллежский асессор. – Осведомитель по кличке Пан сообщил. Он старший официант в одном из трактиров, что покупают у Андосова ворованный чай. Близкий к хозяину человек.
– И что именно сказал ваш Пан?
– Всего несколько фраз, ваше превосходительство. Приехал-де из Петербурга анархист договариваться с атаманом о займе. Деньги им нужны. Как совершат экспроприацию, вернут с процентами.
– Почему вы думаете, что это именно Грилюк? – раздраженно спросил обер-полицмейстер.
– Анархист кашляет кровью.
Трепов повернулся к питерцу:
– Коллежский советник! Зачем, по-вашему, чахоточному анархисту понадобились деньги?
Тот предположил:
– Готовит тот самый экс. Дело затратное: оружие, явки, людей собрать, то да се…
– Экс у меня в Москве… – задумчиво пробурчал Трепов. Потом вдруг взъярился: – Экс! У меня! В Москве! Да я им!!!
Подчиненные генерала притихли. Лыков сидел и наблюдал. Он не любил род Треповых. Четыре брата делали карьеру. Сыновья знаменитого Федора Федоровича Трепова, первого градоначальника Петербурга, известного своими нечестными приемами и загадочным состоянием, упрямо лезли наверх. Возглавлял их Федор Федорович-младший, генерал-лейтенант, которого только что с должности Киевского губернатора передвинули в Сенат. Сыщик встречался с ним в Киеве, и у них вышла ссора. Второй по возрасту был Дмитрий, генерал-майор и московский обер-полицмейстер. Красивый, осанистый и на вид весьма решительный, он тоже имел репутацию интригана. Третий брат Александр, по слухам, был самым приличным из семейки. Зато и карьера его не задалась: застрял в Канцелярии Государственного совета, который год камергер и не более того. И наконец, самый младший, Владимир, занимал должность Таврического губернатора. Ишь, расплодились…
– Лебедев!
– Слушаю, ваше превосходительство, – коллежский асессор вскочил и замер.
– В два дня арестовать трактирщика и всех, кто еще у вас на подозрении в связях с Андосовым.
– Но…
– Не перебивать!
– Виноват.
– Взять также и этого… из Одессы который приехал.
– Новомирского?
– Да.
– Его-то за что, ваше превосходительство? – поразился Лебедев.
Обер-полицмейстер отчеканил:
– Вот когда государь доверит вам целый город – если, конечно, вы удостоитесь такого доверия, – тогда и поймете. На моей ответственности Москва! Понимаете? Вторая столица. Как же я могу допустить, чтобы террористы и прочая шваль гуляли на воле? А вдруг они мне город взорвут?
Лебедев не решился более возражать.
– Ратко!
Подполковник тоже вскочил.
– Вы ловите этого чахоточного анархиста. Дело Филиппова на контроле у государя. Понимаете, что это значит?
– Понимаю, ваше превосходительство.
– Всех поставить на дыбы. Кто отыщет, тому награда.
– Слушаюсь!
– Лыков!
Коллежский советник вежливо склонил голову, но подниматься не стал: много чести.
– Какая еще помощь нужна вам в дознании?
– Данных вами приказаний вполне достаточно. Московские розыскники – люди опытные, справятся. Но не слишком ли вы торопитесь с арестом? Возьмем мелочь, а крупную рыбу спугнем.
Трепов хотел и питерцу пояснить насчет доверия государя, но передумал. А просто скомандовал подчиненным:
– Выполняйте.
Офицеры и чиновники гурьбой высыпали во двор и остановились в нерешительности. Лебедев первый пришел в себя:
– Да… Пойдемте ко мне, согласуем наши действия.
Дальнейший разговор проходил в кабинете начальника сыскной полиции. Начал его Лыков залихватским тоном:
– А ну сыпь на стол у кого что есть.
– В каком смысле? – удивились москвичи.
– Я не вчера родился, понимаю. Никогда начальству всего не доносят. Тем более такому, как ваш… генерал. Что вы утаили?
Ратко бросил быстрый взгляд на Лебедева. Тот ответил:
– Говори. Ему можно.
Начальник охранного отделения скомандовал своему подчиненному:
– Валяйте!
Ионов зачем-то оглянулся на закрытую дверь, потом сказал:
– По данным наружного наблюдения, к одесситу в номер дважды заходил молодой человек. Роста среднего, в руках держит носовой платок. Кашляет в него.
– Грилюк? – обрадовался питерец.
– Он самый.
– Проследили?
– В первый раз да, ваш студент привел филера в гостиницу Носовича. А вот во второй вышла осечка. То ли заметил слежку, то ли привычка у него менять адреса…
– Потеряли? Где?
Ионов брезгливо сморщился:
– После встречи с Новомирским студент пошел на Хитровку. И не абы куда, а в Вагончик.
Лыкова тоже передернуло. Вагончиком назывался одноэтажный флигель во дворе дома Румянцева, того самого, в котором квартируют кабаки-притоны «Сибирь» и «Пересыльный». Они, конечно, лучше «Каторги», в которой столуются лишь громилы первого разряда. «Сибирь» – место сбора воров и скупщиков, а «Пересыльный» любят бездомные и бродяги. Вагончик представлял собой публичный дом, но особенный. Там взыскательной публике предлагали десятилетних проституток, еще детей. А за особую плату и вовсе малолетних. Даже циничная Хитровка, знакомая со всеми кругами ада, относилась к этому неодобрительно. Но раз люди платят деньги, имеют право…
