– Вот и мы. Продолжайте, господа.
– Это мистер Мак-Алай, – представил сыщик джи-мена предателю. – Он прибыл сюда из-за вашего обращения к Моргану. Так что я не шутил – полицию звать не надо.
Челубей сразу взял быка за рога:
– Я, господин Разуваев, в прежней жизни был российским подданным. Вот мой паспорт, убедитесь. Сейчас я Джейкоб Мак-Алай, военный разведчик на службе у правительства САСШ. А вот оригинал вашего послания Джону Пирпонту Моргану. Германцам действительно лучше не видеть этой бумажки. Поговорим?
Физико-химик посмотрел документы и окончательно сник:
– Поговорим… Хотя все козыри у вас на руках. Где мои гарантии? Я отдам вам бумаги только в обмен на мое письмо.
– Это можно, – кивнул Недашевский.
– Беда в том, что украденное наследие Филиппова не здесь, – пояснил Лыков. – Оно в Берлине, в банковской ячейке. Но Петр Никодимович передаст все нам, мы уже почти договорились об этом. Выезжаем сегодня, так, господин Разуваев?
Тот сокрушенно подтвердил:
– Если вы настаиваете…
– Мы настаиваем. А сейчас, пожалуйста, ответьте на наши вопросы. Расскажите честно, как все было.
– Да, изложите, как вы по приказу германской разведки убили российского подданного доктора Филиппова, – дополнил поручик.
На этих словах Разуваев вдруг окрысился:
– Не надо меня стыдить! Ваше охранное отделение прекрасно знало про немцев. И дало санкцию на устранение доктора.
– Вот как? – вспыхнул Олтаржевский. А Лыков, который уже подозревал нечто подобное, поморщился словно от зубной боли. Э-хе-хе, охранка, черт ее дери…
Разуваев между тем уселся поудобнее и рассказал совершенно невероятную историю.
Предложение заработать кучу денег он получил в Риге, во время очередных испытаний подрывного аппарата. Результаты оказались хорошими, и немцы всполошились. Директор-распорядитель завода Рутенберга, Карл Гереке, вызвал однажды ассистента на откровенный разговор. Он заявил без обиняков, что опыты Филиппова беспокоят германское правительство. И оно готово заплатить за то, чтобы оружие не попало в руки русских. Цену физико-химику предложили назвать самому.
Он подумал и сказал, что за тридцать тысяч рублей готов передать немцам все материалы. Гереке ответил: им нужно другое. Пока доктор Филиппов жив, материалам грош цена. Автор идеи всегда обгонит эпигонов. Надо, чтобы автор умер. А детальное описание его идей оказалось в Берлине.
Разуваев подумал еще раз и запросил двести тысяч золотом. Только поинтересовался, как умрет его учитель. Ведь надо, чтобы подозрение не пало на ученика! Гереке успокоил: есть хорошая идея, все будет гладко.
Ассистент начал готовить преступление. Он составил реестр всех работ Филиппова, включая неопубликованные. Именно эти работы вызвали у заказчиков наибольший интерес… И когда все уже было готово к операции, вдруг случилось непредвиденное.
Один из сотрудников журнала «Научное обозрение» Финн-Енотаевский обратился к Разуваеву без свидетелей. И сказал: «Мы знаем, что с твоей помощью готовится покушение на Филиппова. Более того, мы его дозволяем, тебе за это ничего не будет». Физико-химик сделал большие глаза и спросил: «А кто это «вы»?» «Петербургское охранное отделение», – ответил Финн. И пояснил, что охранка давно наблюдает за опытами революционно настроенного ученого. И тоже не может допустить, чтобы его оружие попало в чужие руки, особенно в руки террористов. А гениальный, но легкомысленный Михаил Михайлович уже обещал последним свой аппарат.
«Так что, – закончил журналист, – Филиппова вы убивайте на здоровье. Вот только бумаги его мы вам не отдадим. Все-таки оружие, не стоит усиливать кайзера…»
– Как охранка узнала, что вы сговорились с германцами? – спросил Лыков.
– Подполковник Сазонов мастак, – ответил Петр Никодимович. – В Риге все просто, там немцы всесильны. А в Петербурге со мной на связи был барон Шиммельман, морской агент. И охранка отследила наши встречи. Скажу больше: Енотаевский откуда-то знал весь замысел в деталях. Письма, что ли, они германские читают?
– Как же вы сумели вынести документы? – быстро сменил тему сыщик.
Ассистент объяснил, что переманил осведа на свою сторону. «Если я не принесу немчуре бумаги, – сказал он, – то и двести тысяч не заработаю. За смерть доктора много не дадут, нужны еще его научные труды. Помоги мне обмануть охранку, и поделим заработок пополам». Финн-Енотаевский ответил, что заработать он не против, но как? Сразу после смерти доктора в его квартиру явятся жандармы и вывезут все подчистую. «Придется потрудиться, – ухмыльнулся ассистент. – Ты отпустишь меня ночью со всеми документами. Утром я вернусь и положу их на место, тогда и вызывай полицию». «А что это даст?» – недоумевал освед. И Разуваев пояснил, что он снимет с бумаг оттиски с помощью шапирографа. Потом охранка заберет оригиналы, а копии останутся на руках у ловкачей. Ассистент обратит их в деньги и поделится с сообщником. И Финн немедленно на это согласился.
Алексей Николаевич понял, что он увидел, когда ворвался в номер к изменнику. Это и была одна из тех копий! Никто, и он в том числе, не сообразил про шапирограф. Новое изобретение, к нему еще не привыкли… Раньше документы литографировали, но процесс был длительный и технически сложный. Или размножали на гектографе, что тоже требовало уйму времени. Совсем другие возможности у шапирографа: копирование занимает несколько часов.
– Погодите, Разуваев. Для шапирографа нужны особые чернила, иначе оттиск не получится. А Филиппов писал обычными чернилами, – возразил сыщик.
– Тут мне помог сам Михаил Михайлович, – охотно объяснил ассистент. – Он чувствовал, что охранка за ним следит, и опасался ареста. Сцапают, бумаги отберут… Я тут как тут, подсказал сделать копии с важнейших работ. Он очень обрадовался: вот способ сохранить свои труды! Размножить и раздать друзьям, что-то наверняка дойдет до потомков. Еще и благодарил меня за идею… И переписал три наиболее ценные статьи гектографическими чернилами. Знаете? Которые с анилином.
– Так сам доктор и откатал копии? – удивился Олтаржевский. – Вот подпольщик…
– Нет, он не успел, – ответил Разуваев. – Мне пришлось. Но Михаил Михайлович здорово облегчил задачу тем, что отобрал самое важное и использовал нужные чернила.
– Но как все-таки вы убили доктора? – встрял Челубей.
– Тут уже немцы отличились. Умная нация, ничего не скажешь. Дело в том, что опыты Михаила Михайловича зашли в тупик. Он использовал для взрыва треххлористый азот. А это не очень сильная взрывчатка. Примерно втрое слабее, чем тротил. И доктору не хватало мощности! Он начал придумывать всякие улучшения. Например, добавил в колбу один ингибитор…
– Что за ингибитор? – не понял Лыков. Ему ответили сразу трое:
– Замедлитель реакции.
Сыщику стало неловко. Даже Яшка Недашевский знал это слово! Он заупрямился и потребовал объяснений. Тогда Разуваев уточнил:
