– Для увеличения выхода лучевой энергии во время взрыва есть несколько путей: можно усилить взрывчатое вещество, а можно замедлить скорость взрыва. Для второго и нужен ингибитор.
– То есть доктор нашел способ улучшить результаты?
– Нашел, – вздохнул физико-химик. – Перед самой смертью.
– Вы знаете, что за вещество он использовал? – быстро спросил Недашевский.
Разуваев нехотя признался:
– Нет. Филиппов держал это в секрете даже от меня. Но результаты резко выросли. По-моему, он готовился заменить и взрывчатку. И тогда это была бы бомба – всем бомбам бомба!
– Но вы сказали мне в Берлине, что Филиппов на самом деле ничего не изобрел, – напомнил Алексей Николаевич. – Значит, солгали? Это не так?
– Да, я солгал вам. Понятно почему: чтобы полиция от меня отстала.
– И это было настоящее оружие?
– Да, – снова вздохнул Разуваев. – Тому есть доказательство. В тот же день, когда умер доктор, на Охте взорвался жилой дом. Взорвался и загорелся, были жертвы. Так вот, это сработал подрывной аппарат Филиппова.
– Как это вышло? – возмутился сыщик. – Кто посмел?
– Да случайно получилось. Начали разбирать аппарат, а он уже был настроен. Кто-то из чинов охранного отделения повернул рычажок. И полетело! Как раз на Охту и угодило.
Лыков вспомнил, что боковое окно лаборатории Филиппова действительно выходило прямо на охтинские кварталы. Сыщик содрогнулся. Ладно хоть до пороховых заводов не дострелило! Ай да доктор Филиппов, ай да гений-одиночка! Он на самом деле изобрел оружие…
Между тем ассистент продолжил:
– Третьим способом повысить результаты является введение в замкнутое пространство аппарата соляных растворов. Тогда повышается проходимость импульса, растет мощность. Идею с соляными растворами Филиппову подсказал Гереке. Но неспроста. Мне Гереке велел во время опыта держаться от аппарата подальше. А я передал совет Енотаевскому.
– Стало быть, вы оба присутствовали в лаборатории в момент смерти ученого? – догадался сыщик.
– Конечно. Иначе как бы я сумел вынести бумаги? Енотаевский договаривался с дворником, тот, оказывается, тоже был агентом охранки.
На этих словах физико-химик закрыл лицо руками и замолчал.
– Что с вами?
– Так… Вспомнил, как упал Михаил Михайлович… Будто подкошенный! Дайте мне минуту.
Лыков тактично помолчал, потом сказал:
– Петр Никодимович, у нас мало времени. Вы начали говорить про соляные растворы.
– Да, простите. Растворы… Во время экспериментального взрыва по ним проходит волна. И создается эффект детонации в круге радиусом около метра. Но ведь организм человека тоже являет собой соляной раствор! Михаил Михайлович этого не учел. А немцы уже знали, от Дёринга. У него так убило ассистента… И Филиппов погиб, когда слишком близко встал к своему аппарату. Вскипела кровь, и конец… Он и раньше рисковал: получал сильные ожоги, на нем загорался прорезиненный фартук. На этот раз вышло страшнее. Но так, как и требовалось, чтобы запутать полицию. По всем признакам – сердце, а на самом деле убийство…
– А вы двое? Жались в этот момент по стенкам?
– Да. И дрожали, не долетит ли детонация до нас. Жуткая была ночь… Как только мне хватило духу все проделать? Дождаться смерти доктора, схватить заранее приготовленные бумаги, добежать до шапирографа, снять копии и вернуться к утру…
– Как вы обманули подполковника Сазонова, я понял, – заговорил Лыков. – Но как удалось задурить немцев?
– Я их вовсе не дурил. Это слишком опасно в моем положении.
– Но вы отдали им второсортные бумаги! Разве не так? Иначе что же вы предлагали Моргану?
Разуваев самодовольно улыбнулся и постучал себя по лбу:
– Вот!
– Да поясните, наконец, – повысил голос Олтаржевский.
– Немцам я отдал полностью бумаги Филиппова. Все до единого листа, иначе не сидеть бы мне здесь под прикрытием их разведки. Но в ту жуткую ночь я успел сделать два оттиска. А? Ловко придумано?
– То есть, – начал рассуждать вслух Алексей Николаевич, – вы успели откопировать на шапирографе все нужные бумаги. Три важнейших работы, и каждую в двух экземплярах. Потом отдали оригиналы Енотаевскому, а значит, охранному отделению. А оттиски забрали себе. Один вручили германской разведке, а второй лежит сейчас в банковской ячейке на ваше имя. Так?
– Ну наконец-то. Да, так. Но второй оттиск получился бледным, он едва читается. Мне приходится обводить его чернилами. За этим занятием вы меня, Алексей Николаевич, и застали.
Тут возмутился американский разведчик:
– Выходит, Разуваев, вы решили два раза продать один и тот же товар?
– Да, – кротко подтвердил тот. И немедленно нашел себе оправдание: – Зато я сохранил мировое равновесие.
– Это как?
– А смотрите. Одна копия в Германии, вторая в Америке, оригиналы же – в России. Никому не обидно, никто не получит преимущества в создании этого ужасного оружия.
– В России оригиналов нет, – глухо произнес Лыков.
– Как нет? Я же лично вручил все бумаги Енотаевскому.
– Охранка их уничтожила.
Разуваев, казалось, на секунду лишился дара речи. Он вытаращил глаза и шевелил губами. Потом переспросил:
– Уничтожила?
– Да. Весь архив Филиппова сожгли в печке, в кабинете подполковника Сазонова.
– Но… зачем?
– Чтобы изобретение доктора не досталось террористам.
– Идиоты!!!
Ассистент схватил бутылку, налил пива в стакан и жадно выпил. Вытер губы и повторил:
– Нет, они идиоты. Научную мысль нельзя остановить таким образом. Придут другие исследователи и шагнут еще дальше. Надо контролировать, я понимаю. Там, где интересы государственной безопасности. А лучше вдобавок финансировать из казны, чтобы иметь право на результат. Но жечь в печи? Это же инквизиция какая-то! Средневековье!
– Что сделано, то сделано, – отрезал коллежский советник. – И не вам, предателю, говорить о государственной безопасности. Вы продали ее германцам, не забыли?
– С ведома и согласия вашей тайной полиции, – с достоинством напомнил физико-химик.
Это был самый уязвимый момент в логике сыщика. Охранка убила русского ученого. Пусть чужими руками, какая разница? Притом решение приняли люди не бог весть в каких чинах. Подполковник Сазонов, надворный советник Зубатов. И, похоже, Дурново – он дал окончательную санкцию. Если об этом узнает Плеве… А он обязательно должен узнать, долг Лыкова – сообщить все министру. Иначе ребята из охранки могут далеко зайти.
Сыщик подумал и ответил так:
– Я веду дознание обстоятельств смерти Филиппова по распоряжению министра внутренних дел. А тому, в свою очередь, поручил это сам государь. Чины Петербургского охранного отделения будут наказаны за самоуправство.
