— Эк тебя проняло, — рассмеялся отец, — да ладно, не обижайся. Ты, наверно, по–другому просто не можешь. Изобретатели, они все такие, у каждого своя придурь. И у тебя еще довольно безобидная.
Глава 23
Мой путь лежал в Кронштадт, где до сих пор мне так и не довелось побывать — ни в той жизни, ни в этой. Более того, путь до Питера я проделал в качестве обычного пассажира железной дороги — и тоже впервые в здешней жизни. Правда, билет сам не покупал — это сделал сопровождавший меня в поездке Михаил Рогачев. Кроме него, с нами ехали хорунжий казачьего конвоя и адъютант генерала Черевина. На всякий случай все были вооружены, даже я. И почти всю дорогу до Питера я размышлял, по результатам чего решил, что придется заняться еще и стрелковкой.
Разумеется, револьвер я держал в руках не первый раз. Причем из такого — армейского «смит–вессона», но доработанного для императорской охраны, то есть с укороченным до трех дюймов стволом и ударным механизмом двойного действия — даже стрелял. Но тогда на неудобство изделия внимания как–то не обратил, а зря. Разве это нормальное оружие скрытого ношения? Да оно и рядом не лежало! Тяжеленная дура, даже с укороченным стволом весящая больше килограмма. Резкая и сильная отдача, так что у меня нормально стрелять получалось только с двух рук. Неудобная рукоятка с далеко отстоящим спусковым крючком и без всякого упора, как у дуэльных пистолетов пушкинских времен. И в кармане студенческой шинели он помещался с трудом, причем было прекрасно видно — там что–то есть. Зато быстро достать его не так просто, я уже пробовал, и получилось без особого блеска. В общем, придется срочно озадачить кого–нибудь изобрести если не ПМ, то хотя бы браунинг образца девятисотого года.
Как раз когда моя мысль дошла до такого решения, мы приехали в Питер. После чего, взяв извозчика, кое–как добрались до порта (правильно я собираюсь себе новый автомобиль сделать, извозчик — это же черт знает что, а не транспорт), где, подождав около часа, погрузились на катер, следующий в Кронштадт. Блин, подумал я, когда мы наконец–то причалили, на дельтаплане я бы уже давно долетел, все дела сделал и сейчас летел бы обратно. Правда, для этого в Кронштадте должен быть аэродром с полосой метров триста плюс запас спирта и касторки для дозаправки. Причем все это организовать можно, но сделать так, чтобы о моем прилете через час не узнал весь Кронштадт, а через день — половина Питера, вряд ли получится. По крайней мере в ближайшем обозримом будущем. Вот почему сейчас на берег сошли ничем не примечательные четверо — два офицера, средний чиновник с портфелем в руке и студент.
В Кронштадте я хотел побеседовать с двумя весьма интересными людьми — преподавателем физики и электротехники Минного офицерского класса Поповым и капитаном первого ранга Макаровым. С Поповым, я думаю, все ясно — кому же еще изобретать радио, если не ему? А Макарова мы с братом сочли самой подходящей кандидатурой на роль организатора прииска и городка неподалеку. Он умен, инициативен, не боится брать на себя ответственность. Опытный моряк и неплохой администратор. И, главное, вот уж он–то точно не сбежит с деньгами и не начнет втихую спекулировать золотоносными участками! А если ему дать соответствующие полномочия, вряд ли побоится повесить того, кто, не дай бог, вздумает заняться чем–то подобным.
Попов согласился поработать над моей темой сразу после того, как я рассказал ему про опыты Герца с вибратором, причем на моей схеме, в отличие от оригинала, имелись и антенна, и заземление. Без них изделие Герца было весьма неэффективным передатчиком, использующим излучение собственно проскакивающих в промежутке искр и подводящих высокую частоту проводов.
— До реального применения беспроводной передачи электроэнергии еще далеко, — подвел предварительный итог я, — но зато уже сейчас просматривается возможность беспроводной передачи сигналов. У Герца ужасно нечувствительный приемник. А я тут, исследуя анизотропию кристаллов, случайно выяснил, что у некоторых она распространяется и на электрические свойства. В частности, кристаллы цинковой обманки при очень малой площади контакта в одном направлении тока имеют существенно более высокое сопротивление, чем в другом.
Михаил уже достал из портфеля мой образец кристаллического детектора, состоявший из медной пластины, на которую были аккуратно наклеены несколько чешуек цинковой обманки, и иголки на качающемся кронштейне, которую можно было упирать в любую из чешуек. От пластины шел один провод, а от иглы через резистор, сделанный из карандашного грифеля — другой.
Это был второй собственноручно собранный мной кристаллический детектор. Первый я соорудил в кружке юных радиолюбителей районного Дома пионеров семьдесят шесть лет тому вперед. Да, диоды тогда уже не представляли дефицита, но нас все–таки научили делать их суррогаты из подручных материалов.
— У вас наверняка найдется гальванический элемент с напряжением полтора–два вольта и чувствительный измеритель тока, — предположил я.
— И тогда можно прямо сейчас продемонстрировать обнаруженный мной эффект.
Мы прошли в лабораторию, где, действительно, все нашлось, и я показал будущему изобретателю радио, как работает самый примитивный на свете диод. Кстати, его обозначение дожило до двадцать первого века. Изображение диода на схемах знают все электронщики, но мало кто в курсе, что оно пошло именно от таких устройств, как то, что я сейчас показывал Попову. Треугольник — это игла, а черточка — пластина с кристаллами.
— Очень интересно, — почесал в затылке Попов, — но я не понимаю, как этот эффект позволит увеличить чувствительность приемника господина Герца.
— Никак, но он просто позволит создать другой, гораздо более чувствительный. Вот, смотрите.
Я быстро набросал на листе схему детекторного приемника. Попов уставился на нее, как на текст с иероглифами.
— Спрашивайте, Александр Степанович, — предложил я. — Мне до сих как–то не приходилось чертить электрические схемы, и я использовал такие обозначения, которые показались мне наиболее простыми и логичными.
— Благодарю, ваше высочество. Что вот это такое?
— Антенна. Думаю, для начала хватит пяти саженей любого провода.
— Так, это, наверное, заземление… две параллельных черты — конденсатор, но почему он у вас перечеркнут косой стрелкой?
— Это конденсатор переменной емкости. Миша, достаньте мой рисунок.
Смотрите — я его себе представляю примерно так. Для наилучшего приема сигналов резонансные частоты передатчика и приемника должны совпадать, то есть какой–то элемент одного из резонансных контуров должен быть переменным. Мне показалось, что для этой цели лучше всего подходит конденсатор.
— Возможно, — пробормотал Попов, продолжая разглядывать схему, — здесь, надо думать, ваш кристалл с односторонней проводимостью. А это что?
— Звуковой излучатель, вполне подойдет от телефонного аппарата. Вибратор Герца работает в прерывистом режиме, и частоту прерываний задает быстро размыкающееся и замыкающееся реле. Получается звук «вж–ж–ж-ж». Точно такой же «вж–ж–ж-ж» должен пойти из телефонного излучателя, если все будет правильно настроено. Подавая длинные и короткие сигналы, можно будет использовать телеграфную азбуку.
