— Разумеется, на вас, ваше императорское высочество!
— Когда мы наедине — просто Александр. Значит, задача перед вами стоит такая. Найти свидетелей и запротоколировать их показания о том, что дикая спешка поезда была инициирована именно императрицей и прицеп неподходящего паровоза — тоже. Если кто–то ей пытался возражать — тоже отразить в документах. Мне нужен материал, достаточный для обвинения Марии Федоровны в подстрекательстве, повлекшем за собой смерть его величества. Если вы по каким–то причинам не желаете участвовать в подобном, можете отказаться. Я пока еще вроде приказывать вам не имею права.
— Я все понял, Александр, — покачал головой полковник. — Разрешите приступить к выполнению приказа?
После беседы с полковником я поговорил с младшим Боткиным, уже успевшим осмотреть Николая.
— По первому впечатлению ничего страшного, — сообщил он мне. — Сильный ушиб двух ребер, одно, кажется, треснуло. Позвоночник, слава богу, не затронут.
— Хорошо, спасибо. Где сейчас его высочество, в смысле уже величество?
— Разговаривает с великим князем Сергеем Александровичем об организации траурного поезда.
Уже поздним вечером этого очень длинного дня Николай наконец–то нашел время спросить у меня:
— Алик, не знаешь, как там Маргарита? И Вильгельм, разумеется.
— Сам я их не видел, они прибыли часа через три после моего отъезда. Но мне про них регулярно сообщают, и знаю, что там все в порядке. Они поселились в Гатчинском дворце, шлют тебе соболезнования и говорят, что понимают обстановку и будут ждать тебя столько, сколько потребуется. Да, Маргарита очень расстроена. Причем не только тем, что помолвка откладывается. Ей вообще очень жалко, что у нас с тобой погиб отец.
Глава 36
За свою достаточно долгую жизнь, особенно на том ее отрезке, что пришелся на двадцать первый век, мне не раз приходилось принимать участие в организации похорон, иногда довольно торжественных. Правда, императоров хоронить как–то не довелось, но, думаю, я бы и этим справился. Однако не стал, заявив Николаю, что этим должен заниматься кто–то постарше и поавторитетней. Например, любимый младший брат отца великий князь Алексей Александрович, уже успевший вернуться из Парижа, откуда он большей частью и руководил нашим флотом. У меня была надежда, что этот тип не справится и вообще все завалит, чем даст повод к оргвыводам. Потому как был уверен, что больше всего нам с Николаем в начале его царствования будут мешать два человека — он и маман. Причем с ней дело было уже почти в шляпе — Бердяев отлично понял, что от него требуется. И набрал такой материал, которого с запасом хватило бы для полноценной ссылки.
Разумеется, сразу давать ему ход я не собирался. Но если маман вздумает снова лезть в наши дела, ей будут показаны эти бумаги. На девяносто процентов такого показа должно хватить, она же не полная дура. Ну, а если матушка закусит удила, придется приступить к обработке Николая в нужном ключе.
Но вот на Алексея Александровича у меня таких весомых бумаг не было, и я надеялся, что он сам предоставит мне повод бестолковой организацией похорон. Однако, кроме меня, так считали и многие другие, так что дяде Алексею пришлось только надувать щеки, а сделали все великие князья Владимир Александрович и Михаил Николаевич — им обоим отставка дяди Алексея была совсем ни к чему. В общем, вопреки моим опасениям похороны прошли весьма достойно. А после них сразу встала вторая половина извечного русского вопроса, то есть «что делать?».
Николая поначалу в основном интересовало — как быть с помолвкой? Я считал, что надолго ее нельзя откладывать ни в коем случае. Вот пройдет сорок дней, и сразу произвести. Или даже раньше. Потому как сейчас маман лежит в Москве, ее даже вПитер пока везти опасаются, но это же не навсегда! Когда–нибудь да выздоровеет. Правда, не до конца, все врачи утверждали, что ходить она уже никогда не будет, но такая женщина и на инвалидном кресле сможет доставить немало неприятностей. Так что даже сорок дней — это, пожалуй, многовато. Правда, Николай пребывал в сомнениях — а разве так можно, ведь траур же? Жалко, что ему нельзя рассказать о том, как в другой истории Николай Второй женился на Алисе Гессенской меньше чем через месяц после смерти отца, и ничего. Вместо этого пришлось объяснять, что для императора главное — это интересы державы, а они настоятельно требую скорейших как помолвки, так и свадьбы. Так как Николай сам хотел, чтобы я его в этом убедил, то все получилось без особого труда.
Очень скромная помолвка состоялась в середине сентября, и мать помешать не смогла, ее еще не привезли в Москву. Кстати, обошлось оно мне не очень дешево, но дело того стоило. Мало ли что она тут могла учудить! А свадьбу, когда все уже решено, расстроить куда труднее.
Как только немного прояснилась ситуация со второй половиной упомянутого выше вопроса, пришлось заняться и первой, то есть выяснением, кто виноват. Николай даже поручил было Кони провести расследование, но против этого единым фронтом выступили Владимир, Сергей и Алексей Александровичи — младшие братья покойного императора. И начали было давить на Николая, сделав этим только хуже. Он, выслушав дядей, сразу пришел ко мне с вопросом — а нельзя ли с ними что–нибудь сделать? Чтобы не лезли со своими советами, более напоминающими указания.
— Можно, — обнадежил я брата, — только не сейчас, а чуть позже. Пока же с ними лучше согласиться, но не устно, а письменно. Пусть напишут прошение, на котором ты поставишь какую–нибудь резолюцию, причем не безусловно одобряющую. Например, «вынужден согласиться с мнением столь авторитетных людей». Тогда со временем такая бумага станет неплохим инструментом для приведения этих господ в чувство.
— А расследование?
— Так зачем ему быть обязательно официальным — чтобы назначить виноватыми стрелочников, в смысле машинистов тех разных паровозов? Проведем, конечно, но потихоньку, не привлекая излишнего внимания.
Временами я даже удивлялся, как Николай в первые две недели после смерти отца вообще не свалился. Во–первых, он ее довольно сильно переживал, в отличие от меня. Не то чтобы я был совсем уж безразличен к отцу — нет, я его уважал и даже в какой–то небольшой степени любил. Но ведь он умер! А мы пока живы, попереживали — и хватит, пора работать.
Во–вторых, свободного времени у брата практически не осталось, хотя спать ему теперь удавалось хорошо если шесть часов в сутки. Став из Ники Николаем Вторым, он с удивлением убедился, что позарез нужен огромному количеству народа! К нему так и перли с выражением соболезнований, верноподданнических чувств, поздравлениями с восшествием на престол, а родственники, вплоть до самых дальних — еще и с советами. На его фоне я мог показаться жирующим бездельником, и у меня даже стали появляться мысли как–то похудеть и спасть с лица, чтобы не так бросался в глаза контраст между моим цветущим видом и замученным Николаем.
А потом вдруг выяснилось, что жизнь все–таки не очень похожа на зебру. У той всего два цвета полос, а у жизни может быть и больше.
