С одной стороны, я слегка лукавил, так как был готов аргументировать свои тезисы хоть сейчас. С другой — был абсолютно правдив. Подумать следовало, но не мне. Николаю действительно не помешает основательно поразмыслить перед разговором на столь серьезную тему.
Глава 38
Ажиотаж, связанный с воцарением Николая, утих только к середине октября. Только тогда свежеиспеченный царь пришел в себя настолько, чтобы задать мне в других условиях уже давно бы прозвучавший вопрос:
— Алик, а когда ты мне сделаешь автомобиль? Ведь обещал же. И почему ты у меня денег ни на что не просишь?
— Отвечаю в обратном порядке. Финансирование моего комитета из казны последнее время происходило дважды в год, в феврале и в июле. То есть просто пока не время. С автомобилем же дела обстоят так. Мой почти готов, и можно сразу отдать его тебе, но я бы не советовал. Наверняка в нем что–то окажется не так, придется дорабатывать, поэтому лучше потерпи для второго экземпляра.
— Долго!
— А ты разве куда–то спешишь?
— Э… у меня свадьба меньше чем через месяц, ты не забыл? И я хочу невесту сам отвезти под венец, а на мотоцикле это не очень удобно. Дай хоть на время, насовсем не прошу.
Все правильно, третий в мире мотоцикл принадлежал брату. Первый был сделан Даймлером еще в восемьдесят пятом году и кот мне никакого отношения не имел. Второй появился у матери за год до катастрофы, на самом деле это был просто мопед. И, наконец, полгода назад я сделал уже почти нормальный мотоцикл себе, но, увидев, какими глазами на него смотрит брат, подарил байк ему.
— Тогда, конечно, забирай, причем сразу по готовности, чтобы успеть хоть немного потренироваться перед катанием Риты. Кстати, а кто будет готовить твою свадьбу?
— Никто. Мы быстро повенчаемся в дворцовой церкви, а потом просто поужинаем у меня. Из приглашенных — только ты и баронесса фон Вейдлинг, она будет представлять родителей невесты. Мы считаем, что во время траура устраивать какое–то празднество нельзя.
— И правильно. Тогда я примерно неделю буду сидеть в Приорате допоздна, чтобы побыстрее закончить машину. Если что понадобится — звони или приезжай.
Как–то вечером, когда я вернулся из Приората не очень поздно, по дороге на третий этаж меня перехватил Боткин. После мой болезни его официально утвердили лейб–медиком, и теперь он мог довольно свободно общаться и со мной, и с Николаем.
— Ваше высочество, — спросил он, — не могли бы вы уделить мне немного времени?
— Сколько именно?
— Минут десять, если по минимуму, и несколько больше, если вы согласитесь выслушать все мои соображения.
— Полтора часа у меня есть, — вздохнул я. — Пойдемте.
Вообще–то была среда, а времени — без пятнадцати десять, но я решил, что в случае чего Юля может и немного подождать. Тем более не факт, что разговор с Боткиным окажется настолько секретным, что на нем не сможет присутствовать моя подруга.
— Ваше высочество, — начал Боткин сразу, как только мы зашли в мои комнаты, — убедите его величество выделить дня два, а то и три на углубленное обследование его здоровья.
— Что с ним?
— Не знаю, но оно мне не нравится. По–моему, государь болен. Вы не обратили внимания, что после катастрофы он почти все время выглядит слегка простуженным?
— Да, я это тоже заметил. Подозреваете что–нибудь серьезное?
— Подозревать можно что угодно, но я хочу знать, а для этого мне нужно время. Государь же заявляет, что времени у него нет.
Я чуть не ляпнул «врет, он просто врачей боится», но вовремя сообразил, что об императоре так лучше не говорить даже с близкими людьми. Тем более что Евгений Сергеевич и не сказать чтобы уж очень близкий.
— Хорошо, завтра с утра я с ним поговорю. Вас это устроит или надо срочно, прямо сейчас?
— Да, безумной срочности тут нет. Но это еще не все.
— Слушаю вас.
— Ваше высочество, почему ваш комитет, именуемый «императорским научно–техническим», вовсе не занимается медициной — вы не относите ее к числу наук?
— Отношу, это же не религиоведение или астрология. Просто до сих пор не было человека, способного и согласного взять на себя работы в данном направлении. Так что если вы не против и чувствуете себя в силах, я готов предложить вам должность куратора медико–биологических исследований в комитете.
— Это очень неожиданное предложение…
— Простите, а почему? Вы предложили, вам и работать. Согласны?
— Да, ваше высочество, я подойду к вам по этому поводу сразу, как только прояснится ситуация со здоровьем его величества.
К сожалению, она прояснилась быстро…
Зайдя с утра к Николаю, я убедился, что Боткин был совершенно прав. Брат явно простужен, кашляет, а приложив ладонь ко лбу, я убедился, что у него еще и температура. По ощущениям — что–то около тридцати восьми.
— Так, сегодня ты никуда не идешь, лежишь и лечишься. Завтра тоже. Послезавтра — не знаю, это уж как Боткин скажет, он сейчас придет.
— А как же…
— Никак. Ты что, хочешь свалиться перед самой свадьбой? Нет? Значит, лежи и не вставай.
Николай послушался. Он действительно так и не вставал все три дня. До самой смерти.
Боткин сразу определил у него пневмонию, а на следующий день заявил, что она осложнена чахоткой. Которую, скорее всего, его величество получил давно, но после ушиба спины во время катастрофы ее развитие резко ускорилось. В это время каждая из названных болезней была очень опасна, а вместе они означали однозначный смертный приговор.
Мы с Маргаритой были рядом с братом до самого конца. Его императорское величество Николай Второй почил в бозе двадцать первого октября тысяча восемьсот девяностого года, процарствовав всего два с небольшим месяца и не успев ни короноваться, ни даже жениться. Получается, что в этой истории туберкулез подхватил не Георгий, который здоров как бык, собака. А Николай.
На похоронах смогла присутствовать маман — ее несли на носилках с крышей — вот уж не знаю, как они называются. Разговаривать со мной она не рвалась, я тем более. Она вообще не выдержала до конца церемонии, потеряв сознание.
Я выдержал.
Только вечером, уже у себя, наконец–то понял, что все, к чему я готовился с детских лет своей здешней жизни, пошло прахом. Николай лежит в Петропавловской крепости, а я — император. Пока еще живой, но может оказаться, что это не очень надолго. Потому как почти для всего ближайшего окружения Георгий является гораздо более желанной кандидатурой, нежели я.
Маман меня, пожалуй, уже откровенно ненавидит. А с Жоржи у них все прекрасно. Все дяди сильно подозревают, кто настраивал против них Николая, и знают, что Георгий ни с кем из них спорить не будет. Да уж, в такой ситуации ни одна страховая компания меня не возьмет в клиенты. Сбежать, что ли, пока не прибили? Сначала в Штаты, там наложить лапу на свою часть золотых денег, а потом — в Новую Зеландию. Но — увы. Не получится. Да и не хочу я! Потому что не имею права. Раньше оно у меня, может, и было, а теперь кончилось. Как там говорили в старину? «Вот тебе, бабушка, и Юрьев день». И хватит ныть, приказал я себе, это мы еще посмотрим, кто раньше отбросит копыта. Что надо делать, чтобы повысить вероятность выжить? Как можно быстрее заиметь наследника, который не будет столь удобной фигурой для всех моих врагов, как Георгий. И коли начнется какое–нибудь подозрительное шевеление, прибить этого братца к чертовой матери! Причем самому. Бешенство, например, если тянуть с прививкой до появления первых симптомов, смертельно даже в двадцать первом веке, не то что сейчас. А передаваться оно может не обязательно через укус — через укол или царапину тоже. Но это на крайний случай, а пока нужно как можно быстрее жениться. И не слезать, блин, с молодой жены, пока она не забеременеет! Где взять невесту? Да прямо здесь, в Гатчине, на первом этаже Арсенального каре. Маргарита уже приняла православие, теперь ее зовут Анна Федоровна. Сходить, что ли, сделать предложение, пока не испугался и не передумал? Тем более что Николай перед смертью явно пытался что–то такое сказать. Значит, решено — иду прямо сейчас.
