Но даже эти тревожные мысли не помешали мне погрузиться в глубокий сон, и я отрубился, как только мама выключила свет в моей комнате.
Глава 7
Мы даем обещание
Первый урок уже был в разгаре, когда я, Маша и Леха в сопровождении родителей переминались с ноги на ногу у двери директорского кабинета.
Три наши мамы стояли в сторонке и тих о, но очень эмоционально обсуждали нашу кинокарьеру. Алексей Валерьевич велел подождать, запершись в кабинете с русичкой, и из-за двери доносились визгливые нотки ее голоса. Наконец дверь приоткрылась, и Елена Николаевна, недовольно поджав губы, произнесла:
– Проходите.
Мы расселись на стулья напротив директорского стола, и моя мама, взяв на себя роль парламентера, немного заискивающе начала:
– Алексей Валерьевич, мы пришли к вам с просьбой… вернее, вот по какому делу. Наши дети хотят сниматься в кино… то есть, их пригласили сниматься. – Мама волновалась, запиналась и путалась, но директор ее перебил:
– Нам уже позвонили со студии. Очень просили отпустить вас на съемки. – Алексей Валерьевич вздохнул. – Мы тут с Еленой Николаевной посовещались и решили, что не можем препятствовать такому важному мероприятию…
Мы чуть не подпрыгнули от радости.
– Но, – директор сделал жест, означающий «тишина», – вам придется отработать все дни, которые вы проведете на съемках. Елена Николаевна вам все расскажет.
– Я, конечно, как учитель и классный руководитель, была против. Во-первых, я считаю, что ни Воронин, ни Сидорин не заслуживают того, чтобы их показывали по телевизору, у нас в школе учатся куда более достойные ученики, круглые отличники, которые отстаивают честь школы на всероссийских олимпиадах и спортивных соревнованиях. Во-вторых, учеба для школьника – дело первостепенной важности, а все эти телевизоры только развращают и воспитывают тунеядцев…
– Елена Николаевна, урок в полном разгаре, – прервал русичку директор и постучал пальцем по циферблату своих часов, мол, хватит трепаться.
– Так вот, я и говорю, Сидорин и Воронин, несомненно, отстанут по всем предметам, и поэтому во время осенних каникул они будут усердно нагонять все то, что будет ими пропущено. За Валеру Кирюка я не беспокоюсь, его мама нам еще вчера позвонила. Что касается Галицкой, то раньше к ней у школы претензий не было. Но в последнее время наметилась неприятная тенденция…
– Елена Николаевна! – взмолился директор. – Урок идет!
– В общем, Галицкая, тебя это тоже касается.
Маша с готовностью закивала.
– Итак, вы обещаете, что будете заниматься? – директор хотел поскорее закончить с нами, ему уже три раза звонили по мобильнику, но он скидывал звонки.
– Обещаем! – гаркнули мы хором.
Глава 8
Трое в лодке, не считая собаки
Лешкин папа подбросил нас до студии на своем стареньком «шевроле». Он сам это предложил, и мы с радостью согласились. Потому что путешествовать с собакой в общественном транспорте, согласитесь, это все равно что искать себе ненужных приключений.
Вахтер очень удивился, увидев нас. По крайней мере он всплеснул руками, как это делают пожилые актеры в театре, и также театрально произнес:
– Добро пожаловать в наш Голливуд, трое в лодке, не считая собаки!
Я не понял, что он этим хотел сказать, наверное, в прошлом он работал актером и теперь при виде нас вспомнил фразу из какого-то спектакля, в котором раньше играл.
– Почему не считая? Этот пес со вчерашнего дня зачислен в съемочную группу на роль собаки второго плана, – это была Татьяна, внезапно вынырнувшая из коридора. – Привет, пошли скорей, только вас и ждем.
И снова мы путешествовали по темным катакомбам киностудии, едва успевая за стриженой девушкой, которая почти бежала, периодически исчезая за поворотами.
В павильоне, вопреки моим ожиданиям, не было ни камеры, ни светящихся софитов, ни девушки с дощечкой, которой обычно хлопают перед тем, как начать съемку, я сто раз видел такое по телевизору. Посередине стоял стол, вокруг него – стулья. За столом сидела толстая тетка и что-то писала.
– Заполняйте скорее договор, и поехали, времени мало, – подтолкнула нас к столу Татьяна.
Мы подошли к столу, тетка, не отрываясь от своих бумажек, протянула нам какие-то б ланки. Мы тупо уставились в них.
– Чего стоите, берите ручки и пишите. Писать умеете? – у тетки был скрипучий прокуренный голос.
Мы не сочли нужным отвечать на этот бестактный в отношении шестиклассников вопрос и сели заполнять контракт. Я так боялся сделать описку, что вспотел до трусов: не каждый день ведь приходится заполнять контракт «о приеме на работу в качестве актера второго плана». Наконец мы справились, но один бланк у нас оказался лишним, и Лешка протянул его толстой тетке.
– Этот на собаку, – кивнула она на Лёлика.
– Как это? – растерялся Лешка.
– Пусть ваша собака заполнит все пустые графы: имя, фамилия, год рождения. Дайте ей ручку!
Мы переглянулись. Конечно, Лёлик – не простая собака, его интеллект по собачей шкале, думаю, можно оценить баллов в сто, не меньше. Но я могу дать голову на отсечение – нет в мире еще собаки, которая умела бы писать. Впрочем, вру, Лёлик умел рисовать. Два года назад нам поручили подготовить к Новому году какой-нибудь номер. Лешка придумал, что мы, как в Америке, проведем аукцион. Идея была классная – аукцион у нас в классе еще никто не проводил. Тем более что на новогодний праздник придут все родители и примут в нем участие. Но на аукционах обязательно что-то продают. У нас не было ничего такого, что можно было бы продать. И тог да я предложил совершенно гениальную идею – продать картину, нарисованную не человеком, а животным. Сначала на роль художника претендовал Машин кот Клавдий. Мы провозились полдня, чтобы заставить его рисовать привязанной к хвосту кистью по ватманскому листу. В итоге Клавдий расцарапал нас всех в кровь, а сам уделался краской так, что нам пришлось его мыть в ванне, где он от страха ободрал нас по второму разу. Кроме того, нам всем попало от Машиной мамы, во-первых, за то, что мы мучаем несчастное животное, во-вторых, за то, что мы измазали красной краской обои и покрывало в гостиной. Так, почетная роль художника была передана Лёлику. Лёлик особенно не возражал, когда мы привязали ему к правой лапе кисть (кстати, мы долго спорили, к какой лапе привязывать – к правой или к левой. Потом решили, что раз люди пишут правой, то и собаке тоже правой рисовать будет удобнее – она же друг человека). Правда, мы с Лёликом тоже намучились – он так и норовил слизнуть гуашь с лапы (кста ти, гуашь, как мы выяснили, имеет сладковатый вкус), и мы боялись, что Лёлик отравится. Итогом наших стараний стал великолепный шедевр, выполненный Лёликом в авангардном стиле. Мы назвали его «Каляки собаки» и выставили на аукцион в новогодний вечер. Тогда все были в восторге и аплодировали Лёлику, присутствовавшему на аукционе в клоунском колпачке и мамином переднике – типа художник. Мы собрали 156 руб лей и, наверное, собрали бы больше, если бы Елена Николаевна не сказала, что дети не должны таким вот легким способом зарабатывать деньги, что деньги даются человеку тяжелым трудом, и не прикрыла наш аукцион.
