– Знаешь что, Тэд, езжай сам, возьми «Астон» – ключи же у тебя? Только постарайся обо мне не рассказывать. Знаешь, если они выяснят, кто такие «рыболовы», не дадут работать.
– А ты?
– У меня тут есть кое-какие дела. Я подъеду позже. Поговоришь с офицером, перезвонишь, расскажешь, как там обстановка. А я пока придумаю, что это нас принесло сюда аккурат к началу действия.
Тадао неодобрительно хмыкнул, понимая, что приковало взор его соратника.
– Ну-ну, придумывай.
Но Тайлеру уже было не до того: он стоял перед девушкой, глядя на нее тем пожирающим взглядом, которым очень голодный человек смотрит на вывеску «Макдоналдса».
– Меня зовут Кора, – проворковала новая знакомая.
– Я прочитал, – невпопад отозвался Логан, указывая на бейджик, украшающий ее блузку.
– Вы «рыболов»?
– Вполне может быть, особенно если вы – золотая рыбка.
– Я не смогу исполнить все желания, но некоторые у нас, похоже, совпадают. У меня тут есть номер, и моя смена окончилась три минуты назад.
– Эй, парень, – Тайлер повернулся к давешнему охраннику. – Сдашь этого красавца полиции. А мы уезжаем. Господа, господа, не надо благодарности, это наша работа, – отбивался хранитель от родителей вундеркинда и спасенных посетителей «Жирафа». – Кора, выведи нас… его через служебный выход.
Тайлер, его помощник и новая подруга бросились к служебному выходу, а позади них послышались бравурные звуки сицилийской тарантеллы. У Стивена Герлица любые впечатления моментально трансформировались в звуки музыки.
Логан сам не заметил, как провалился в сон. Кажется, вот только еще мгновение назад он целовал разгоряченное страстью гибкое тело Коры – и вдруг будто кто-то включил свет в его сознании.
– Берегись!
Корзина, полная камней, рухнула со стены вниз, и его приятель набатей со стоном упал наземь, безуспешно силясь столкнуть груженую корзину с размозженной ноги. Он бросился на помощь пострадавшему. Совсем недавно, в тот час, когда сам он попал в это проклятое место, силач набатей взял его под свое покровительство, подкармливал остатками собственного немудрящего обеда. Без привычной обильной пищи было тяжело, желудок вечно крутило от голода или от той вонючей баланды, которая заменяла нормальную еду. И вот сейчас – долг платежом красен – он бросился на выручку приятелю и тут же распластался на земле – удар массивной дубинкой под колено сбил его с ног.
– Ты куда это наладился, Безымянный?
– Вам что, повылазило? Ему надо помочь!
– Ты как разговариваешь с надсмотрщиком, Безымянный?! – Дубина вновь и вновь опускалась на мускулистую спину раба.
«Я не Безымянный! – хотелось крикнуть ему. – Я сын фараона, наследник престола!»
Но едва он успел открыть рот, удар с размаху ногой в лицо разбил ему губы. Затем последовал новый удар в живот.
– Безымянный, ты и есть Безымянный! Об остальном забудь! Кто бы ты ни был раньше – ты ничто! Ты меньше, чем ничто! Собственная тень, одушевленная чарами жрецов. Если бы не их слово, ты был бы уже мертв!
Он утер тыльной стороной ладони кровь с разбитого лица, но больше получилось размазать, чем утереть, и его вид вызвал у надзирателей лишь смех.
– Господин старший надзиратель, – он попытался взять себя в руки, – я прошу вас позволить ему помочь…
– Ты и впрямь не в себе, если решил, что этому отбросу нужна помощь. Нам здесь не нужен искалеченный раб, не нужен лишний рот, еды и так мало, а работы много. Или ты готов отдавать ему свою пайку? – На лице старшего надзирателя отразилась глумливая усмешка. – Только безумец согласился бы здесь поделиться хотя бы хлебной крошкой. Этого мы скормим священному крокодилу. Он любит, когда добыча еще дергается. Так что порадуйся, тебе не придется его кормить. – Глумливая усмешка продолжала играть на губах надзирателя. – А вот работать за него придется, чтоб впредь был умнее и не лез в хозяйские дела.
– Хозяйские дела?! – вспылил тот, кого прозвали Безымянным. – Но ведь это же ты продал Сетхатепу двенадцать рабов, убедив писца в своем отчете обозначить их умершими в пути от лихорадки. Продал и получил хороший куш.
– Ты что же, вздумал мне угрожать? – побагровел надзиратель и с силой ткнул раба дубинкой в грудь. – Эй, десяток плетей ему за непослушание!
– Хозяин велел его беречь, – тихо напомнил старшему надзирателю один из его подчиненных.
– Если бы я его не берег, плетей было бы двадцать, а может, и все сто, – злобно оскалился торговец живым товаром. – Раб должен знать свое место. – Он вновь повернулся к Безымянному: – Десять плетей – и за работу!
Тайлер напрягся, приготовился как можно дороже продать свою жизнь. И вдруг почувствовал, как кто-то трясет его за плечо:
– Ну же, проснись! Телефон!
Глава 8
С самого раннего утра, еще до рассвета, блистательный Мемфис полнился слухом: властительный фараон, живое воплощение Гора, соединился со своим могущественным отцом и вскоре отправится в последнее траурное плавание по великому Нилу. Ворота дворца были наглухо заперты, и на стенах дежурила молчаливая стража. Встревоженный шепот жителей столицы нарастал, постепенно становясь подобным штормовому гулу. Ночные события – нелепую попытку штурма – можно было бы счесть пьяной выходкой чужестранцев, когда бы ни привела она к столь фатальному исходу. Мертвые тела мятежников крючьями стащили к берегу и бросили в Нил на корм священным крокодилам, а город застыл в ожидании часа, когда жрецы назовут стране имя нового фараона.
Между тем во дворце царила паника, обуздываемая лишь железной рукой Микенца. Тот был мрачен и тверд, как замшелый утес среди волнующихся морских волн. Сейчас же, после смерти повелителя, он велел обыскать дворец, в особенности тех, кто приближался к спальне государя. В комнате одной из незначительных служительниц, жившей при дворце, воины обнаружили увесистый сверток с лидийскими золотыми монетами и драгоценностями. Она пыталась убедить стражников, что это ее сбережения за много лет, но пары ударов палкой оказалось достаточно, чтобы воющая от страха и боли служанка созналась в коварном умысле. Но хуже всего было сообщение, что на убийство ее подстрекал не кто иной, как Ба-Ка – престолонаследник, заждавшийся восшествия на трон.
Вскоре после этого во дворце был собран малый совет ближайших родственников государя. Возглавлять его по праву старшего был поставлен брат покойного, которого сопровождал его ближайший советник и родич, верховный жрец Ниау – Асхотен, чудесным образом вновь объявившийся в столице.
– Все мы теперь знаем, – начал он, – что нечестивый выродок Ба-Ка поднял руку на отца, поднял руку на государя, поднял руку на божественное воплощение Гора, чем осудил себя на вечные муки! Ибо нет казни ни на этом свете, ни на том, которой он не был бы достоин.
– Мой сын не делал этого! – вмешалась вдова фараона, вскакивая с места. – Он горяч и вспыльчив, но он любил отца!
