Он ласково погладил Лену по голове, и Николай едва сдержался от вопля.
Нет! Он не может допустить, чтобы этот гоблин утащил его сестру!
– Ты забрал мою Риту, – прошелестел старик, – а я заберу твою сестру. Я привык ухаживать за такими, как Рита. Понимаешь?
Николай оцепенело слушал Корнеева, всеми силами пытаясь осмыслить страшную фразу.
– Она уже не такая, какой ты ее знал. И она никогда не будет прежней, – продолжал старик.
«Как это – не такая?!»
Николай схватил Лену за руку. Она была холодной и неподвижной, как у трупа.
– Я не отдам тебе ее!
– Отдашь. Или ты хочешь, чтобы ее поместили в секретную лабораторию? Делали над ней опыты, ковырялись в ее кишках и черепе? А может, ты желаешь, чтобы твою сестру показывали в цирке, как какого-нибудь урода? Зарабатывали на ней деньги? – Корнеев начал потихоньку тянуть девочку к себе.
– Я не отдам ее тебе! – повторил Николай запекшимися губами.
– Я знаю, это трудный выбор, – закивал старик. Его круглые глаза блестели, как начищенные монеты. – Но со мной ей будет лучше. Я найду тихое место. Найду новых собак. А когда она вырастет, я…
– Нет!!! – завизжал Николай, изо всех сил стискивая ладошку Лены. Она захныкала, пытаясь вырваться.
– Отпусти, – ласково попросил Корнеев.
– Нет, – пробормотал Николай.
– Так будет лучше. Тем более твоя сестренка так похожа на Риту в детстве…
Николай закричал. Перед выпученными глазами пульсирующим калейдоскопом мерцали кадры последних дней.
Вся их компания.
Как они, хихикая и шутя, сидят на берегу озера.
Как они лезут через забор старика.
Как карабкаются на чердак и находят потайную дверь.
Как они оказываются в колодце…
Как…
– Если ты будешь сопротивляться, я перережу тебе глотку. И все равно заберу ее с собой. Что ты выбираешь, парень?
– Коля, пусти, – чуть слышно произнесла Лена, и окончательно сломленный, Николай разрыдался. Его пальцы разжались, и прохладная ладошка сестры выскользнула. Легко и незаметно, как исчезающий аромат духов.
– Лена, Леночка! – глотая слезы, позвал Николай.
Лена всхлипнула, но голову в сторону брата даже не повернула.
Старик взял ее за руку и вновь заковылял к водительскому сиденью.
– Ты хорошо будешь себя вести, крошка? – проскрипел он.
Лена ничего не ответила.
– Мне не нужно сажать тебя на цепь?
Снова молчание.
– Тогда мы отдадим цепочку твоему братику. Хорошо?
С этими словами Корнеев стал разматывать цепь, которым была обмотана его талия. Для этого ему пришлось отпустить руку Лены, но девочка, оказавшись на свободе, стояла как вкопанная, даже не двинувшись с места.
– Не надо, – попросил Николай, пытаясь отодвинуться, когда старик сунулся в салон «каблука».
– Я должен быть уверен, что ты не последуешь за нами, – объяснил Павел Сергеевич. Видя, что парень сидит, словно в трансе, он прикрикнул: – Положи руки на руль!
Едва соображая, что делает, Коля покорно выполнил приказ, и старик, пропустив несколько раз цепь сквозь рулевое колесо, замотал руки парня, ловко скрепив звенья замком.
– Да, чуть не забыл, – сказал старик, вынимая ключ из замка зажигания и бросая его в траву.
– Вас поймают, – выдавил Николай. – Леночка… родная! Не бойся, я найду тебя!
Корнеев шагнул назад, снова взяв девочку за руку. Спутанные волосы почти полностью закрыли ее бледное личико.
– Я сожалею, что все так вышло, – тихо произнес Павел Сергеевич, и Коля готов был поклясться, что в его голосе звучит раскаяние. Искреннее, неподдельное раскаяние. – Если бы вы не сунулись ко мне, то сейчас спали бы в своих кроватях. Но и я виноват. Если бы ко мне залезли не вы, то были бы другие. Получилось то, что получилось. Вы и ваши отцы захотели посмотреть в «глазок», как выглядит ад. Но оказалось, что дверь в ад была приоткрыта, и вы оказались внутри. Вот так. – Развернувшись, он поплелся в сторону гаража.
Лена послушно шла рядом. Она даже не оглянулась, а Николай смотрел им вслед. На его лице застыло выражение тупой недоверчивости. Все естество парня отказывалось принимать очевидное.
Как? Почему?
Зачем этому старому уроду его сестра?!!
Фигуры постепенно удалялись, растворяясь в темноте. Одна – высокая, слегка сгорбленная, вторая – крошечная, с распущенными волосами, словно волшебная фея из сказки.
– Лена! – дрожащим голосом позвал Николай. – Леночка!!! Родная!!!
Но фигуры уже скрылись из виду.
«Куда? Куда они пошли, там же огонь!»
Он еще долгое время звал сестру, сорвав глотку до хрипоты. Дергал руки, пытаясь избавиться от цепи. Плакал и снова звал Лену по имени.
А в нескольких метрах от машины неистовствовал пожар – охваченный огнем дом старика пылал, как подожженный стог сена. С грохотом обрушился потолок, и все, что было наверху – застеленная белоснежным бельем кровать, столик с фотографией, на которой были изображены Павел Сергеевич с миловидной зеленоглазой девушкой, корыто с обескровленными тушами собак, – рухнуло в бушующее пламя.
Стекло от удара треснуло, фотокарточка мгновенно съежилась и, почернев, через секунду обратилась в пепел. Рамка из дешевого пластика расплавилась, слипшись в черный комок, осколки стекла тут же потемнели. Манекен, валявшийся на кухне, быстро «растаял», превратившись в вязко-пузырящуюся кашу. Собачьи останки тихо шипели, съеживаясь до состояния обугливающихся головешек. Не обошел стороной огонь и останки членистоногого существа. Колючие лапы, потрескивая от жара, медленно скручивались и истончались, изрубленное тело поджаривалось, выдавливая наружу остатки густой зловонной пены, которая тут же растворялась в огне.
Горела и бархатистая розовая коробочка с обручальными кольцами, которая стояла возле фотографии на чердаке. Огонь не был особенно разборчив – он с одинаковой ненасытностью пожирал мертвые туши собак и золото. Колечки, так ни разу и не использованные, быстро расплавились, слившись в один бесформенный грязно-желтый комочек. (Уже много позже, во время осмотра обгорелых развалин его найдет один из полицейских и незаметно спрячет в карман.)
Дом умирал, корчась и стеная в предсмертных судорогах, равно как и умирала страшная тайна, хранившаяся долгие годы в его старых стенах…
– Это… все сон, – едва ворочая языком, выдавил Николай.
Мимо прополз дымящийся пес, шерсть на его костлявом теле почти полностью выгорела, обнажая страшные ожоги.
– Ничего этого… ничего этого не было… – сонно бубнил Николай, мельком взглянув на умирающую собаку.
