– Но как же вы дойдете, вы же не можете самостоятельно стоять на ногах? Мы не можем вас так оставить, – настаивала Олеся.
– Как-нибудь уж. Отдохну и пойду А вы идите. Спасибо вам большое, – отвечала старушка.
Вова присмотрелся к ней.
«Старушка одета, конечно, без художественных изысков, но явно не бомж, – думал он. – Речь правильная, и не пьяна она вовсе. Денег не просит. Ничего ей от нас не надо, вроде. Деликатность даже проявляет. Это в ее-то положении!»
– Пойдемте, пойдемте, – сказала Олеся. – Обопритесь на мою руку. Вот так.
– Ох, уж и не знаю, как вас благодарить, – забормотала старушка, и небольшая процессия двинулась вперед.
– Вы, наверное, ушиблись при падении? – спросила Олеся.
– Нет. Совсем не ушиблась.
– А почему же вы тогда идти не можете?
– Это у меня болезнь такая артритного происхождения. Но и с этим жить еще можно было. Если бы не постигшее меня пять лет назад несчастье. Дочь моя единственная погибла. Тогда со мной это первый раз и случилось. Прямо на улице ноги отказали. С тех пор такое бывает иногда.
– А вы лечились?
– Да, неоднократно, но без большого результата. Сейчас, говорят, появились новые методы. Но очень дорого все это. Не по карману мне. Я, видно, уже так и доживу.
Вова слушал краткую историю о жуткой жизни старушки с великим удивлением. Причем наибольшее воздействие оказывал на него совершенно будничный тон, которым она вела свое трагическое повествование.
– А если бы нас не было рядом, что бы вы делали? – спросил Вова.
– Полежала бы немного. Может быть, и поднялась потом, – отвечала старушка.
– А если бы не поднялись?
– Ну что ж? И такое со мной бывает. Тогда ползу до дома. Мне не в первый раз.
– А вам кто-нибудь помогает вообще?
– Нет у меня никого. Сестра только осталась в Иркутске. Ей самой кто помог бы. Так что я все сама. Пенсию, слава богу, пока еще платят. Вот я за ней и хожу. Как-нибудь уж. Как-нибудь.
Они подошли к ее подъезду.
– Ну, все, спасибо вам большое, молодые люди. Дай вам бог здоровья, – сказала старушка, и дверь за ней закрылась.
До машины молодые люди шли молча. Потом Вова сказал:
– Так что мы говорили по поводу десерта?
Сборы
Слегка утомленный конституционно гарантированным трудом – а дело происходило в эпоху развитого социализма – Константин Лопухов возвращался с работы. Константин был молодым специалистом в области делопроизводства. К работе своей в столичном министерстве, название которого вряд ли сможет привнести что-либо ценное в данное повествование, Лопухов относился с прохладцей. Частенько, опасаясь получить на обработку свежую порцию документов, он делал вид, что и без того загружен ранее полученной работой. А как известно, ничто не вызывает большей усталости, чем имитация деятельности. Потому Константин уставал на работе. Однако молодость брала свое. И уже по прошествии пятнадцати минут после окончания трудового дня усталость отступала, и Лопухов ощущал готовность к встречам с друзьями, подругами и всяческому веселью.
На тот памятный вечер у него была назначена встреча с Ритой, жившей по соседству, что представляло собой ее неоспоримое преимущество перед барышнями, живущими в отдалении.
«Ведь если разобраться, то это действительно немаловажный вопрос где девушка живет», – лениво думал про достоинства Риты Лопухов, подходя к своему дому. Знакомясь с особью противоположного пола, он сразу же интересовался этим обстоятельством. Будучи воспитанным человеком, делал он это исподволь, так что никто и подумать не мог, какое значение оно для него имеет. Выяснив же, например, что девушка живет на противоположном конце города, он неизменно терял к ней всяческий интерес, как бы хороша собой она ни была. Ведь Лопухов был джентльменом и всегда провожал девушку до дома. Так уж его воспитала мама. Но ехать на другой конец города, возвращаться бог знает когда и, следовательно, не выспавшись идти на работу… нет – это ему не подходило!
Лопухов собирался только переодеться, перекусить – денег на ресторан на всех не напасешься – и встретиться с Ритой в назначенном месте.
Когда Константин подошел к своему дому, какое-то неприятное предчувствие пронеслось в его сознании, будто что-то легко кольнуло его в сердце.
– Привет, мама! – Поздоровался Константин. – Что у нас на обед?
– Здравствуй, Костенька! Здравствуй, мой хороший! – Мама пыталась обнять сына.
– Ну ладно тебе, ладно, – говорил самостоятельный сын, отстраняясь от надоедливых маминых ласк. – Что у нас на обед? Все ли готово?
– Готово, мой сокол, – журчала мама. – Готово, моя радость. Садись скорее. Вот так. Вот так, – ворковала мама вокруг сына, поднося все новые блюда.
– Спасибо, мама, – вставая из-за стола, сказал Константин. – А где моя новая зеленая рубашка?
– Сегодня только постирала, сокол мой. Еще мокрая, – улыбалась мама, не подозревая о совершенной ошибке.
– Как постирала? Мама! Но я же просил тебя.
– А ты надень голубую. Голубая тебе очень к лицу.
– Ах, мама! – махнул рукой раздосадованный Константин, надевая голубую рубашку.
– Костенька, совсем забыла. Тебе повестка из военкомата пришла. На вот, возьми. Почитай. – Мама протянула ему повестку.
– Я глупостей не чтец, мама, – беспечно отвечал ей Константин. – Ты поступи с ней как обычно. В унитаз ее!
– Как же так можно, Костенька?
– Хочешь, чтобы меня в армию призвали?
– Но у тебя же была военная кафедра в институте, – упорствовала непросвещенная мама.
– Ну и что? Просто призовут не солдатом, а офицером.
Разговор на том был окончен. Повестка отправлена в унитаз. А Константин отправился на свидание.
Лопухов вернулся домой около одиннадцати вечера. Не успел он устроиться немного почитать перед сном, как раздался телефонный звонок.
– Да, – сказал в трубку Лопухов.
– Костя! Это ты? – дружелюбно зазвучал мужской голос из трубки.
– Я, а с кем имею…
– Сколько лет, сколько зим! Как ты? Не болеешь? Как дела, Костя? Где работаешь? – веселый голос засыпал Лопухова вопросами.
– Да все нормально. На здоровье не жалуюсь. Работаю в министерстве. А кто это? Что-то не узнаю.
– А это, Костя, майор Пронин из военкомата. Хорошо, что ты не болеешь. Ты мою повесточку получил сегодня?
«Как же это я? Черт возьми! Надо же так проколоться! Как мальчишку поймали! Теперь даже на болезнь не сошлешься!» – понеслись мысли в голове Лопухова. А добродушный майор Пронин продолжал без остановки:
