Своей квартиры у Куликова не было. Вернуться к родителям в Подольск, и ездить оттуда в Москву каждый день было невозможно. К тому же, надо было как-то помочь Сукуровой. Она ведь хотела, чтобы он снял квартиру. Видно пришло время это сделать!
Куликов не стал скупиться и остановил свой выбор на Страстном бульваре. Под вечер он набрал по внутренней связи номер Сукуровой. Выяснилось, что она взяла один день отгула по семейным обстоятельствам. Вечер Куликов использовал для того, чтобы закончить все формальности по снятию квартиры. Той же ночью он перевез туда все свои вещи.
С утра Куликов первым делом пригласил ее к себе. Сукурова отнюдь не выглядела несчастной жертвой страшного тирана, которую тот силой принуждал к сожительству. Наоборот, она вошла походкой уверенной в себе женщины, у которой все в жизни было хорошо, и никакая помощь ей не требовалась.
– Вызывали, Сергей Александрович? – на устах ее играла распутная улыбка.
У Куликова мелькнула мысль, не стал ли он в очередной раз объектом искусно разыгранной клоунады. Может быть, она просто развлекается с мужчинами таким странным образом? Или, может быть, она намерено устраивает весь этот спектакль, чтобы возбудить страсть в своем грязном сожителе? И теперь, после долгих часов плотских утех с Якуниным эта красивая, соблазнительная гадина, как ни в чем ни бывало, пришла к нему и насмехается над ним! От этих мыслей лоб Куликова покрылся испариной. Ему захотелось броситься на нее, растерзать ее на куски! Но сейчас она казалась такой недоступной, как будто их ничего не связывало! И усилием воли он взял себя в руки. Ему нельзя поддаваться на перемены ее настроения, на все эти ее провокации! Иначе можно уронить себя в ее глазах и потерять навеки. Ему надо было быть выше этого, сильнее. Не показывать ей ни в коем случае, как трудно ему противостоять ее воле. Иначе она подчинит его себе так же, как и Якунина. Чтобы подчинить ее, надо воевать с ней ее же оружием: лестью.
– Что это Вы такой задумчивый сегодня, Сергей Александрович? – прервала его размышления Сукурова.
– О Вас думаю, Лилия Семеновна. Думаю о том, какой у Вас удивительный вкус, какую стильную одежду Вы носите. Думаю о том, как Вы прекрасны, какие у Вас красивые глаза. Как благородна форма вашего носа. Я лелею образ ваших губ и шеи. Восторгаюсь тонкостью ваших рук, стройностью ваших ног, – заливался соловьем Куликов, и чем больше он говорил, тем легче ему становилось. Как будто все скопившееся в нем напряжение выплескивалось с этими хвалебными словами на Сукурову.
В течение его длинного монолога победоносная улыбка постепенно сошла с уст Сукуровой, взгляд ее затуманился.
– Прошу Вас, Сергей Александрович, хватит Вам издеваться над бедной женщиной, – прервала она его.
– Какое же это издевательство? Все, все истинная правда. Жаль, что только не мне все это богатство принадлежит!
– Поверьте, я принадлежу только Вам, – сказала она с надрывом.
– А как же Ваш Якунин? Вы ушли с ним!
– Что я могла: он взял меня силой, Вы же видели! Вы бы знали, что он сделал со мной дома! Прямо у дверей набросился на меня, порвал на мне одежду, мой лучший костюм, который я так любила. Он просто монстр!
– Избавьте меня от подробностей! – страшно взревел Куликов. А сотрудники его отдела с удивлением посмотрели на своего начальника.
– Я не хотела Вас расстраивать, Сергей Александрович. Я просто хотела Вам доказать, что такого нельзя любить.
– Почему же Вы живете с ним?
– А где мне еще жить. Мой бывший муж завел себе какую-то пассию и сказал, что раз я ушла, то назад нечего возвращаться. И за что мне такие наказания? За что мне все…
– Теперь будете со мной жить, – прервал ее Куликов.
– Зачем Вы смеетесь надо мной, Сергей Александрович? Вы женаты, у Вас семья…
– Я ушел от жены и снял квартиру, где мы с Вами будем жить, Лилия Семеновна.
– Я не верю Вам, зачем Вы надо мной смеетесь, я Вам не игрушка, Сергей Александрович, – трагическим голосом говорила Сукурова. Куликов встал из-за стола и взял Сукурову за руку.
– Что Вы делаете? Все же видят! – в ужасе отпрянула она.
– Поехали, Лилия Семеновна, – твердо сказал он и повел ее за собой.
– Отпустите хотя бы руку, я не сбегу, – покорно сказала она, и они покинули его кабинет.
Куликов отвез ее прямо на квартиру на Страстном Бульваре. Не успела она захлопнуть входную дверь, как он тигром набросился на нее. От нетерпения Куликов порвал на ней часть одежды, но Сукурову это не смутило. Она готова была уступать ему во всех его желаниях. В какой-то момент в его сознании мелькнул образ Якунина, и он в порыве ярости сжал пальцы на ее шее. Ему показалось, что ей это даже понравилось. Тогда он, впадая в беспамятство, еще сильнее стал сжимать пальцы на ее шее и бормотать:
– Так он тебе делает?! Так? Так? Так?
А она только страдальчески смотрела на него снизу вверх. Наконец она захрипела, ему показалось, что Сукурова вот-вот испустит дух, и он в ужасе от того, что мог бы легко задушить ее, разжал пальцы. Никогда в жизни Куликов не допускал насилия в отношении женщин – это был один из его принципов. Но в последнее время ему со всей очевидностью открылось, что следовать своим первородным инстинктам, утверждать свою волю, во что бы это ни стало, будет поважнее разных там выдуманных им самим или кем-то еще мертвых принципов, которые являются просто нелепой обузой в пути.
Когда Куликов оторвался от нее, уже вечерело. Он вспомнил, что не предупредил никого в офисе о своей внезапной отлучке. Мобильный телефон несколько раз звонил, но ему было не до него. Выяснилось, что это звонили его сотрудники, а Буренков, к счастью, его не искал. Зато, как сказала секретарша, он зачем-то искал Сукурову, но, не застав ее на месте, видно, забыл об этом. При любом упоминании фамилии Сукуровой Куликов начинал сильно нервничать. Он был готов ревновать ее ко всему миру.
– Вас зачем-то Буренков искал, – сердито сказал он, глядя на Сукуруву.
Она стала одеваться.
– Куда это Вы собрались? – подозрительно поинтересовался Куликов.
– Мне надо домой, – смиренно ответила Сукурова.
– Вы что, собираетесь снова к Якунину? После всего, что было!
– Но мне же надо где-то жить.
– Жить мы будем здесь. Что Вам здесь не нравится, Лилия Семеновна?
– Нравится, но Вы сейчас поедете к своей жене. А мне что? Прикажете оставаться здесь одной?
– Я же сказал Вам, что ушел от жены. Я не шучу: я ушел от нее. К тому же, не жена она мне. Мы даже расписаны никогда не были.
Какая-то знакомая ему тень улыбки промелькнула на устах Сукуровой.
– И что же теперь? – спросила она, как будто ожидая чего-то еще.
– Теперь мы будем с Вами здесь жить.
– Но я хотя бы должна съездить за своими вещами.
