Они сели за стол, и постепенно все то, что давило и терзало его душу в последние месяцы, и что он так упрямо удерживал в себе, начало выходить из него в виде нестройного повествования. Он поведал своему товарищу, как полгода назад встретил Сукурову. Признался в том, что недавно бросил беременную Ларису. Рассказал о том, что работа, которой он всегда так дорожил и гордился, теперь отошла для него на второй план, и он стал даже пренебрегать ею, и о том, что поссорился с одним из немногих своих друзей, который переспал с его любовницей. Он хвалился тем, что смог отбить Сукурову у Якунина, и горевал из-за того, что она стала не таясь изменять ему, хотя и не уходит, а иногда даже звонит. Не утаил он и того, как выстраивает в своем сознании кирпичные стены, которые защищают его от невидимых нитей, которыми она опутывает его. Долго бурчал о том, что он не будет больше терять над собой контроля и совсем скоро заставит ее вернуться, чего бы это ему ни стоило. А когда он прикончил бутылку водки, то заплетающимся языком сообщил, что как раз теперь настает тот час, когда она должна придти к нему, и поэтому Петровичу пора оставить его одного. Петрович внимательно выслушал историю о том, как некогда рациональный и волевой человек в течение нескольких месяцев своими руками разрушил большую часть своей в целом успешной жизни, а потом сказал:
– Считай, что тебе повезло, Серега. Я, кажется, знаю, что делать. Вставай.
– Куда, куда, ты меня тащ… тащишь? – слабо сопротивлялся Куликов.
Оказавшись в ванной комнате над унитазом, Петрович согнул своего подопечного пополам, больно несколько раз нажал на какую-то точку и быстро очистил его желудок.
Потом он насильно раздел его и отправил под холодный душ. Затем влил в Куликова литр воды и снова своим варварским методом прочистил ему желудок. Потом снова последовал холодный душ. После этой экзекуции Куликов немного протрезвел и обрел способность самостоятельно передвигаться.
– Одевайся, Серега, – сказал Петрович, а сам куда-то стал звонить по телефону.
Они вышли из подъезда и поймали такси. На улице была ночь, и долго ехать не пришлось. Минут через десять-пятнадцать они остановились у какого-то старого довоенной постройки дома в Замоскворечье.
– Пошли.
– Куда ты меня тащишь? – сказал трезвеющий Куликов.
– Повторяю, тебе крупно повезло, что со мной встретился. Есть у меня одна знакомая бурятка. Я ее с детства знаю. Ее тогда уже ведьмой некоторые считали. Но ты не дрейфь, Серега, никакая она не ведьма. Она ясновидящая.
– А мне она на что?
– Увидишь на что.
Они поднялись по лестнице на третий этаж, и Петрович позвонил в дверь. Им открыла маленького роста и субтильного телосложения женщина. У нее были темные раскосые глаза и широкие скулы. Черные волосы ее были собраны в пучок. Одета она была в джинсы и свободно болтающуюся майку желтого цвета.
– Ася, – представилась она.
– Сергей.
– Привет, Ася, вот, привел к тебе пациента. Помощь твоя нужна.
– Проходи Сергей, а ты Петрович на кухне подожди, – и она пошла вперед.
Куликов проследовал за хозяйкой в небольшую комнату с облезлыми обоями желтоватого цвета. Из предметов мебели в ней присутствовал только старый сервант. На полу лежал выцветший ковер и несколько шелковых подушек красного и желтого цветов. Помещение освещалось двумя тусклыми лампами, стоявшими прямо на полу. По углам комнаты слегка дымились курительные палочки, издававшие сладковатый аромат.
– Садись, отдыхай, выпей пока чаю, – сказала Ася и вышла из комнаты.
Через стену Куликов мог слышать приглушенные голоса Аси и Петровича. Куликов взял небольшой чайник, видимо, специально для него приготовленный, и наполнил себе маленькую пиалу. Он сделал несколько глотков и немного расслабился.
Вошла Ася. Закрыв глаза, она с минуту оставалась неподвижной. Потом Ася провела ладонью по его затылку, сделала пальцами движение, как будто с усилием вытягивала что-то из его головы. Повертела перед его носом своим сжатым кулачком. Ее раскосые глаза оказались очень близко от лица Куликова.
Потом Ася распустила пальцы и поводила открытой ладошкой перед его лицом. Глаза Куликова закрылись, и перед ним стали проплывать странные видения. Он различил какую-то сгорбленную старуху отвратительного вида. У нее был крючковатый нос, и все морщинистое, как у варана, лицо ее покрывали крупные бородавки. Старуха что-то делала на грязной маленькой кухне, когда ее отвлек звонок в дверь. Шаркая ногами, она отправилась в темный коридор, нащупала ключ и распахнула входную дверь. На пороге стояла Сукурова! Голова ее была опущена, а ноздри раздувались.
– Опять пожаловала! – трескучим голосом сказала старуха.
Сукурова молчала.
– Не можешь без этого! Быстро же ты с ним управилась! Предыдущий-то твой покрепче был. Ну, пошли, раз пришла, – и старуха, шаркая ногами, пошла внутрь квартиры.
Оказавшись на кухне, старуха обернулась к Сукуровой и прошамкала беззубым ртом:
– Сама все знаешь.
Сукурова написала на листочке бумаги восемь цифр, а потом еще восемь. Куликов присмотрелся и узнал в них дату своего рождения и дату рождения Ларисы!
Старуха взяла ручку и молча начала делать какие-то вычисления. Затем она подняла голову и забубнила:
– Гордыня его слабое место, льсти ему, пусть разум его спит. На глазах у него спать с другими станешь, гнев его одолеет, сознание совсем затмит. Рабом твоим станет. Девка его, Лариса – не помеха тебе, сама уйдет, ей есть куда. Через запах свой входить в него будешь. Он его заворожит. Принесла?
Сукурова достала склянку обычных французских духов и его фотографию.
– И кровь свою давай.
Сукурова извлекла из сумочки флакончик и протянула старухе. Та вопросительно уставилась на нее.
– Не волнуйся, не из пальца, – гадко ухмыльнулась Сукурова.
– Волос его давай.
– Вижу, вижу, не впервой тебе, – и старуха издала какие-то квакающие звуки, похожие на усмешку.
– Лучше бы я тебя никогда не встречала, – с ненавистью прошептала Сукурова.
– Не встречала, говоришь, лучше! Пошла прочь тогда! – рассердилась старуха.
– Не гони, сама не знаю, что несу, – в страхе забормотала Сукурова, глядя на нее глазами наркоманки, алчущей новой дозы.
– То-то, – старуха разорвала волос пополам и опустила его в склянку с духами, потом добавила туда несколько капель крови Сукуровой и приподняла содержимое над головой. Далее, шаркая ногами и неразборчиво бубня какие-то заклинания, она медленно несколько раз повернулась вокруг своей оси. Потом протянула склянку Сукуровой, и та пригубила жидкость, а затем выплеснула часть содержимого на фотографию Куликова.
– Как шелковый будет. Духи не меняй! – старуха злобно погрозила пальцем Сукуровой.
