Тогда я позвонила Бернгольцу.
– Артур Серафимович?
– Да, это я. С кем имею честь? – ответил размеренный баритон человека среднего возраста, который, очевидно, никуда не спешил.
– Это Вас беспокоит Ирина. Фамилия моя Скобликова. Я риэлтор. Вам удобно сейчас говорить?
– Вполне, Ирина. Говорите, только не знаю, чем могу быть Вам полезен, – любезно отвечал баритон.
– Видите ли, полгода назад Вы продали квартиру в районе метро Профсоюзная. Я бы хотела буквально пять минут Вашего времени, лично поговорить с Вами, подъехать…
– Знаете, Ирина, обсуждать тут совершенно нечего, – суховато перебил он меня. – И попрошу Вас больше меня не беспокоить, – в трубке послышались короткие гудки.
В офисе меня вызвал к себе заместитель финансового директора.
– Срок твоего кредита заканчивается, Ирина. С завтрашнего дня пойдут штрафные проценты. Что собираешься предпринимать?
– Нуууу, – протянула я неопределенно.
– Не валяй дурака, Ирина. У всех бывают проколы. Продавай почем-нипочем.
– Но я хочу разобраться…
– В чем разобраться?
– Посмотрите, мы и так уже на двадцать процентов ниже рынка стоим, а она не продается. В чем дело, хочу понять!
– Только себе хуже сделаешь. Надо уметь принимать свои ошибки, Ирина. Снижай цену!
– Я же говорю, я хочу разобраться. Еще две недели дайте хотя бы!
– Черт с тобой, две недели бери, совсем оглупела, видно. Тебе проценты платить!
На следующий день с утра я отправилась на Профсоюзную. У меня не было конкретного плана, но я надеялась, что придумаю что-нибудь по дороге. Мне очень хотелось разобраться во всей этой странной истории.
Светило тусклое ноябрьское солнце. У подъезда сидели две бабки и лузгали семечки. Я направилась к ним.
– Добрый день, – вежливо поздоровалась я.
– Добрый, – сказала одна из бабок, и обе, отложив семечки, уставились на меня.
– Хороший нынче денек.
Бабки молчали.
– Хороший у вас тут дворик.
– Не жалуемся, – ответила одна из бабок и добавила, – а ты что хочешь-то?
– Да вот думаю квартиру в этом районе купить. Как у вас, спокойно тут?
– Да вроде днем спокойно. Вечерами бывает хулюганют, а так спокойно.
– А в Вашем подъезде как? Спокойно все?
– В нашем – спокойно.
– Я думаю, может в Вашем доме квартиру и купить.
– А у нас разве продается что? – спросила одна из бабок, глядя на другую.
– Да вот, на четвертом этаже, – ответила я.
– Это Митрофанова бывшая, что ли? – спросила другая бабка, глядя на свою подружку.
– Его, его, она уж как год стоит пустая, не живет никто, – ответила та ей.
– А где этот Митрофанов? Я хотела бы с ним поговорить, – спросила я, чувствуя, что напала на след.
– Митрофанов! Так его уж давно нет.
– Уехал, что ли?
– Да, уехал, на тот свет уехал, – злобно пошутила одна из бабок.
– Нехорошо так Нюра о мертвых, – сказала ее подруга.
– Так он и из жизни нехорошо, не по-христиански ушел, да и жил как не приведи господь… – сказала Нюра насупившись.
– А как он умер? – перебила я.
Бабки помолчали, а потом Нюра недовольно пробурчала:
– Повесился он, вот как. Когда квартиру вскрывали, не помнишь, что ли? Запах жуткий еще был. Вскрыли дверь входную, а он там, в большой комнате под потолком и болтается, значит. Разлагаться уже начал. Это что, по-христиански будет? А, Клав?
– Тебе бы такое вынести, Нюра! Я бы на тебя посмотрела, – сказала Клава.
– Мне этого выносить ни к чему, я по-другому живу. Я еще, кажется, никого не уморила.
– А он, значит, уморил?
– А то, – раздраженно глядя себе под ноги, бурчала Нюра. – Эту, как его, сожительницу свою, девку молодую, Соньку, он и уморил. А кто же еще? Крики-то какие в квартире стояли по ночам, как будто там режут кого! А рожа его одна бандитская чего стоила!
– Никакая она ему не сожительница была, а дочь, – вставила Клава.
– Вот и я говорю: то ли дочь, то ли сожительница, – злобно проговорила Нюра. – А может все вместе и будет.
– Тьфу! – сплюнула Клавдия. – Какую гадость ты говоришь…
– Да уж как есть…
– Никто ее не морил. Задохнулась она – астма у нее была. Скорая к ним через день – каждый день приезжала, откачивали ее, а тут не успели, значит.
– А скорая просто так не опаздывает, – злобно бурчала Нюра. – Что он там с ней делал-то там? Кричала она как ненормальная! Спать мне не давали по ночам. И ребеночка он ейного тоже уморил.
– Ну что ты говоришь опять, Нюра? Ребенок с нянькой с балкона упали, несчастный случай просто.
– Как это с балкона упали? – встряла я в разговор.
– А так, нянька с ребеночком оперлась на перила, а они вниз и поехали. Старые были. С четвертого этажа и вниз! – пояснила Клавдия.
– Как же, несчастный случай! Сейчас тебе! А вопли детские по ночам почему раздавались, как будто резали кого? Все одно к одному будет! И все в один год произошло. А потом уж наследники появляться стали, только не видно никого из них чтой-то больше, – насупившись, бубнила Нюра, а потом, помолчав, добавила, – водичкой бы святой после них квартиру опрыснуть надобно, да помолиться бы за них, а то, боюсь, не успокоятся, бесы проклятые. Ну ладно, пошла я, Клав, внука из школы забирать.
И она, кряхтя, начала подниматься со скамейки.
– И я пойду. Мне в магазин еще надо сходить.
И бабки ушли, а я осталась сидеть на скамейке, обдумывая все услышанное. Теперь мне стало понятно, почему квартира не продавалась! Но не было понятно, что сделать, чтобы она все-таки продалась. Я сидела и ломала голову над этим вопросом. Сама я всегда была некрещеной и атеисткой, ни с какими сверхъестественными явлениями в жизни не сталкивалась. Но как тут не поверишь? Факты налицо! А что если бабка Нюра права, тогда, следуя ее логике, надо – что она там говорила? – помолиться за них и святой водой квартиру опрыскать? Точно! Так и сделаю, должно помочь!
Так я впервые в жизни отправилась в церковь, набрала там святой воды и к вечеру того же дня оказалась в проклятой квартире. Мне стоило больших трудов заставить себя повернуть ключ в скважине и войти внутрь. Отвратительный земляной запах ударил мне в нос. Я сразу же начала разбрызгивать святую воду по квартире, а потом помолилась, как я это себе понимала, за души усопших, то есть, пробормотала что-то вроде «спаси и сохрани их». Через минуту я уже была на улице – бежала домой.
