– Хорошо тут у тебя, – неожиданно для самого себя проговорил Образцов. Потом раздался звонок телефона. Сергей Юрьевич посмотрел на определитель номера, сделал над собой усилие, встал и твердо сказал: – Извини, Кузьмич, мне пора.
– Пора, значит пора, – развел руками слесарь – ну ты, это, того, заходи еще…
– Само собой, – ответил Образцов. Спускаясь по ступенькам, он размышлял над своей склонностью мимикрировать: казалось бы, общался с водопроводчиком не более часа, а уже заговорил его языком! «Само собой!»
Вечером того же дня он отправился на вечернюю прогулку с женой. Образцову требовалось обсудить наболевшее за день.
– Ты знаешь, Марина, я сегодня был у водопроводчика. Интересная беседа у нас состоялась, – начал он.
– У кого ты был? – жена с удивлением смотрела на мужа, но Сергей Юрьевич был слишком погружен в свои мысли.
– У водопроводчика – он живет напротив.
– Напротив чего?
– Напротив моей работы, – нетерпеливо пояснял Сергей Юрьевич. Ему хотелось перейти сразу к главному, а детали лишь раздражали его. – Так вот, мы беседовали около часа (при этих словах на лице Марины отразилось беспокойство за душевное состояние мужа), и я думаю, что этот водопроводчик по-настоящему свободен, – завершил свою мысль Сергей Юрьевич.
– Постой, Сережа, – с тревогой спросила Марина, – с каким еще водопроводчиком ты беседовал целый час? Как ты к нему попал?
Сергея Юрьевича всегда раздражало, когда его отвлекали на не имеющие прямого отношения к делу детали.
– При чем здесь это! Как попал? Зашел просто. Послушай, Марина, я толкую о категории свободы. Тут совершенно не важно, какой именно водопроводчик ее достиг. Вопрос, результатом чего она является.
– Почитай Библию, там все ясно сказано: «Если пребудете в слове Моем, то (вы истинно мои ученики и) познаете истину, а истина сделает вас свободными».
– Истина сделает свободным! О чем ты говоришь, Марина! – говорил неверующий Сергей Юрьевич. – Какая истина?! Она у каждого своя. Да и я совсем о другом. Есть конкретный человек, который дальше своего балкона-то не выходит, и выйти не особенно может…
– Он что, инвалид? – с тревогой осведомилась Марина.
– При чем тут инвалид. Здоровый детина! Я имел в виду, что он никуда особенно поехать не может, потому что у него элементарно на это нет денег. А все равно он свободен. Потому что делает, что хочет. Хочет стоять на своем балконе и стоит. И ему хоть бы что.
– И из-за этого он свободен? – спросила Марина с нескрываемым сарказмом.
– Да.
– Лучше расскажи, как ты к нему в гости попал? – этот вопрос ее сейчас волновал гораздо больше, чем абстрактные категории.
– Потом расскажу, – видя отсутствие интереса жены к заданной теме, закруглил разговор Образцов.
На следующий день Образцов, войдя в свой кабинет, первым делом выглянул в окно. Кузьмич, по своему обыкновению, курил на балконе.
«Загляну к нему попозже», – подумал Образцов и действительно снова отправился к Валентину Кузьмичу в полдень.
– Здорово, Кузьмич, – сказал он, входя в квартиру.
Перед водопроводчиком стоял стакан чая. Однако, увидев гостя, Валентин Кузьмич не торопясь встал и направился к холодильнику.
– Здорово, Юрич, – отвечал он, доставая бутылку водки, – проходи, садись.
– Ну, как ты? – поинтересовался Образцов.
– Хорошо, а ты?
– Пробки автомобильные замучили.
– Машин много, – безучастно подтвердил Кузьмич. – Ну, давай. – И они выпили по рюмке водки.
«Ему же все равно. На машине он не ездит», – подумал Образцов, но продолжил излагать наболевшую тему:
– По три-четыре часа в день в машине проводить приходится.
– Да, я слышал, скоро четвертое кольцо мэр строить будет, – поддержал тему Кузьмич.
– Четвертое, потом пятое, так весь город в асфальтовую площадку превратить можно. А сколько своровать можно! Только чем дышать потом, вопрос.
– Это точно, – подтвердил Кузьмич.
– Ни одна столица мира, ни один мегаполис не справится с потоком всех желающих ездить на автомобиле, – все больше расходился Сергей Юрьевич, – только у нас, как всегда, этого не понимают! Взять, например Лондон или Париж. Там люди с изрядным достатком ездят на работу каждый день на поезде из своих загородных домов!
– А ты, Юрич, тоже на поезде бы ездил, – наивно предложил сантехник.
– Как, интересно знать, ты себе это представляешь? – кипятился Образцов. – В нашей электричке тебя обхамят пять раз за поездку, истопчут начищенные ботинки, а раз в неделю по роже давать станут. Дикость одна и грязь! В пригородных поездах Лондона чистота, порядок, у каждого свое место в билете проставлено. А у нас как всегда! – Образцов даже покраснел от возмущения.
– Да ладно тебе, Юрич! Есть у наших людей склонность к мазохизму, право. Начнут себя с Европой сравнивать. И тут же выясняется, то им у себя в России не так и это им не нравится. Чем больше сравнивают, тем больше расстраиваются. И для чего все это? Сравнили бы себя лучше с республикой Чад или, скажем, с Конго. Вмиг настроение бы улучшилось.
Сергей Юрьевич внимательно посмотрел на Валентина Кузьмича: «Откуда, интересно, он такие слова знает? Мазохизм? И как гладко излагает?»
– Ты, Кузьмич, не обижайся только, но откуда ты слово «мазохизм» знаешь? – осторожно спросил Образцов.
– Чего ж тут обидного? – как всегда добродушно пояснил слесарь. – Книжки разные читаю. Вон, видишь, – и он показал на разбросанные по углам комнаты стопки книг.
– А ты учиться не пробовал? – спросил Образцов.
– И это было, – туманно отвечал водопроводчик.
– И как?
– Да ушел я с третьего курса Института стали и сплавов, – и Валентин Кузьмич налил по очередной рюмке водки. Они выпили. Крякнули. Закусили краюхой черного хлеба.
– Почему? – спросил Образцов.
– Да надоело. Не мое это.
– А что твое?
– Вот этого я, Юрич, не знаю точно, – неожиданно перейдя на доверительный тон, сказал Валентин Кузьмич. – Ну, давай, – и они выпили еще по рюмке водки. – Бывает, делаешь что-нибудь, и представляется тебе, твое это, а потом пройдет время, глядишь, так опостылеет, что мочи нет. Мне институт поначалу нравился, а потом чувствую – не могу больше. Зато, что не мое, так это я точно всегда знаю.
– А книги любишь читать?
– Книги, это можно, но с ними тоже осторожным надо быть.
– В каком смысле? – поинтересовался Образцов.
– Меру в чтении тоже знать надо.
– Это почему? – удивился Образцов.
– Чрезмерное знание вредно. Мера во всем нужна, – твердил свое слесарь.
